Мы спешились и прошли за ним внутрь. Я была поражена тем, что увидела. Казалось, что мы очутились не во временном шатре, а в чьем-то постоянном жилище. Его хозяин, кем бы он ни был, путешествовал не налегке и явно был очень богат. В шатре имелось все необходимое для удобства: ковры, деревянные сундуки и даже святилище Солдату. В одном углу я заметила полный комплект доспехов, который стоял за гербовым щитом с темно-синим полем и незнакомым мне геральдическим существом. Существо было похоже на чешуйчатого барсука, исполненного в золоте.
– Это панголин, мисс, – сказал хозяин шатра, проследив за направлением моего взгляда… и, возможно, прочитав мои мысли. – Существо на моем гербе. В казарских землях их водится довольно много. Я служил там оруженосцем, – прибавил он, и не из пустого бахвальства – немногим членам имперской аристократии выпадала удача пожить среди полулюдей-полуволков южных равнин.
– Оно очень эффектное, – вежливо сказала я.
– Имперский герольд тоже так подумал, – сказал он. – А мои товарищи сочли его недостаточно серьезным.
– Давайте перейдем к сути, сенатор Янсен. Вы оторвали меня от важного дела, – сказал Вонвальт.
Я посмотрела на Вонвальта. Власть, которой он был наделен, как правило, проявлялась в явных, очевидных формах – например, когда он выносил преступнику приговор и казнил его. Но судить о Вонвальте лишь с этой стороны означало забыть о том, что его власть могла проявляться и другими, не столь очевидными способами, которые зачастую приносили не меньшие плоды, чем применение грубой силы. Сейчас Вонвальт продемонстрировал свое превосходство, пренебрежительно обратившись к одному из самых могущественных мужей Империи. А Янсен был вовсе не обыкновенным чиновником – он состоял во втором Сословии Империи. Тем не менее, несмотря на это, ему приходилось сносить недовольство Вонвальта так, словно он был обыкновенным слугой. Если у кого-то и оставались сомнения в том, кто занимал в шатре высшее положение, Вонвальт рассеял их лишь несколькими словами.
– Мне кажется, что верно обратное, – сказал сенатор. Похоже, тон Вонвальта ничуть не оскорбил его. Мне вообще показалось, что вывести сенатора из себя было совсем не просто. – Тимотеус Янсен, – представился он мне и Брессинджеру, а затем обратился ко всем троим: – Не желаете ли вина?
Обезоруженный благодушием сенатора, Вонвальт смягчился.
– Да, не откажусь, – сказал он.
Пока Янсен наполнял четыре бокала, мы сняли плащи и расселись вокруг стола, стоявшего в углу шатра.
– Судя по виду, вы грозодец, – сказал сенатор, кивнув Брессинджеру. – Это – отменное пьолскимское вино. Десятилетнее.
Брессинджер невесело улыбнулся. Он, похоже, пребывал в том кислом настроении, которое часто одолевало его, когда он оказывался в присутствии облеченных властью людей. Несмотря на то, кем он был и чем занимался, пристав так и не смог избавиться от своей неприязни к Аутуну.
– Боюсь, что я не смогу оценить его по достоинству.
– Очень жаль, – сказал Янсен. – Что ж, в таком случае вам придется поверить мне на слово, что вино очень хорошее. Ваше здоровье.
Мы безрадостно подняли бокалы и выпили. Вино оказалось исключительно хорошим.
– Вы приехали прямиком из Совы? – спросил Вонвальт.
– Да, – сказал Янсен. – До меня и до большинства сенаторов дошли слухи о том, что вы поцапались с неманцем Бартоломью Клавером. Весь этот цирк здорово играет на руку вашим врагам.
Вонвальт сдавил пальцами переносицу.
– Я уже сыт по горло советчиками, которые приходят ко мне и толкуют об этом проклятом человеке. Он опасен.
Янсен указал на Вонвальта своим кубком.
– Он не просто опасен. Все гораздо хуже. Неманцы говорят о нем так, словно он – земное воплощение самого Бога-Отца. Куда бы ни пошел этот священник, он получает деньги и новых послушников. Кажется, такого наплыва в ряды храмовников свет еще не видел.
– Мне прекрасно известно, чем занимается Бартоломью Клавер. Вы не первый, кто предупреждает меня о нем. Я намереваюсь закончить суд в Долине Гейл, а затем отправиться в Сову и исправить то, что он и его приспешники там наворотили.
– Я очень рад это слышать, – искренне сказал Янсен. – Раз вы столь хорошо осведомлены, вам наверняка известно, что в столице магистр вашего Ордена выставляет себя в некотором роде дураком. Это секрет, но всем известно, что он ведет переговоры с млианарами.
– Как же вышло, что млианары стали столь могущественными? – спросил Вонвальт. Он был раздражен, но почти не подавал виду. – Они ведь столько лет представляли из себя лишь никчемное сборище мелочных крикунов.
– Превратности имперской политики, Правосудие. Орден магистратов всегда пытался оставаться выше этого гадкого мирка. Но, боюсь, Кейдлек разрушил стену, разделявшую наши сословия. Как оказалось, она была довольно тонка.
Вонвальт немного поразмыслил.
– Моя коллега из кожи вон лезла, чтобы объяснить мне ситуацию, но, боюсь, я до сих пор не осознаю ее тяжести. Расскажите своими словами; объясните все так, будто говорите с ребенком.
Янсен вздохнул.