Правосудие королей

Кажется странным говорить подобное, но сейчас нам совершенно не важен человек, нанесший леди Бауэр тот удар. Обыкновенный бандит, притворявшийся монахом, он был убит всего несколько дней назад людьми сэра Радомира, штурмовавшими монастырь. Нет, нас заботят трое, что сейчас находятся здесь; будучи повязаны своим общим предприятием, они все равно что сами держали дубинку в своих руках. Пусть в сговоре, в котором они обвиняются, все они играли разные роли, однако без участия каждого из них конечное преступление не свершилось бы. Поэтому они все в равной степени виновны, и вы не должны сомневаться, вынося им приговор за бессмысленную и жестокую гибель этой несчастной женщины.

Вонвальт завершил свою речь, и повисла потрясенная тишина. Я не знала, доводилось ли кому-либо из присутствующих прежде видеть столь мощное выступление. Трудно передать силу его речи одними словами; я восстановила ее по своим записям и по памяти, однако, слушая ее тогда… Казалось, будто слова Вонвальта оживали, и каждое становилось духом, наполнявшим воздух магией.

Наконец судья Дитмар очнулся.

– Благодарю вас, Правосудие, – сказал он. Вонвальт говорил долго, и судью его повесть захватила не меньше, чем всех остальных в зале.

Дитмар повернулся к скамье, где сидели представители защиты.

– Сэры, суд готов услышать опровержение от имени ваших свидетелей.

Говорить вышел Гарб, самый толстый из двух представителей защиты. Он громко, глубоко откашлялся и стиснул в пухлых руках края своих одежд.

– Леди и джентльмены, судья, я не стану отнимать у присутствующих столько же времени, сколько занял наш друг Правосудие, – сказал он. Его голос был от природы громким, гулким и без труда разносился по всему залу, как раскат грома. Перед этим Вонвальт говорил с деланым саксанским акцентом, присущим имперской знати, – хотя, когда его речь становилась эмоциональной, в ней порой проскальзывали восточно-йегландские интонации. Но в басу Гарба, в отличие от баритона Вонвальта, отчетливо слышался хаунерский говор. Мне не хотелось этого признавать, но голос адвоката звучал солидно и естественно.

– Сэр Конрад много говорил о так называемых признаниях этих людей, – сказал Гарб. – Вы, конечно же, сами составите мнение о доказательствах, когда услышите их, – продолжал он, – однако, прежде чем мы выслушаем различных свидетелей, я бы также хотел сделать несколько вводных замечаний.

Во-первых, я бы хотел сказать следующее. Правосудие сэр Конрад Вонвальт – член Ордена магистратов Империи. Это старая и могущественная организация, центр которой находится в Сове. Их методы основываются на магии, а их способности, честно говоря, пугают. Обратите внимание на доказательства, представленные сэром Конрадом: слова мертвеца, убитого слугой самого Правосудия. Сведения, силой вырванные из уст трупа, чья душа сопротивлялась, желая упокоиться в загробном мире.

Леди и джентльмены, не знаю, как считаете вы, но эти силы, эти пророческие слова, изреченные мертвецом… они пугают меня и приводят в замешательство. Кроме того, их смысл можно толковать совершенно по-разному. То, что монастырь назвали «темным местом», вполне могло означать, что там просто дурное освещение, а не то, что это – обитель зла! – На этих словах в зале разразился хохот. Вонвальт ожидал подобные нападки на показания Грейвса, поэтому сарказм Гарба его особенно не тревожил. Меня же больше расстраивало то, что мы все столько натерпелись в ту ночь, но получили так мало отдачи на суде.

– Так же обстоят дела и с этими признаниями, – продолжил Гарб. – С этими листочками, которыми сэр Конрад машет перед вами. Они были получены с помощью силы, известной как «Голос Императора». Возможно, вы не знакомы с этой способностью, однако я изучил, что о ней известно. Эта сила, господа присяжные, заставляет человека говорить. Сэру Конраду достаточно направить свои мистические способности на человека, и тот скажет… ну, все, что захочет Правосудие, не так ли?

Вонвальт не вскочил на ноги, как это вульгарно делают возмущенные люди, а вместо этого медленно поднялся с видом оскорбленного достоинства.

– Судья, – сказал он, глядя при этом на Гарба. Его слова рубили как меч, выкованный изо льда. – Я уверен, что наш друг вовсе не желал нанести Короне столь непростительное оскорбление, какое подразумевает его последнее замечание. Как бы там ни было, я прошу, чтобы он его отозвал. Если он действительно навел справки, как и заявил, то ему должно быть хорошо известно, что Голос Императора заставляет человека говорить лишь правду, так, как говорящий сам ее видит. Я не могу заставить других говорить «все что хочу», равно как не могу выдавить кровь из камня.

Гарб на миг переменился в лице, и ему пришлось снова подбирать слова, прежде чем он смог выдать:

– Я выразился необдуманно, судья, – сказал он столь же встревоженному председателю. – И потому снимаю свое замечание.

– Вы удовлетворены, Правосудие? – спросил Дитмар.

Вонвальт улыбнулся поджатыми губами.