– Фишер – обенпатре Ордена святого Джадранко, – прокричал Клавер. – То, что он сознался в своих прегрешениях, в мошенничестве и убийстве, делает его собственностью неманской церкви. По законам сованского канонического права, он попадает исключительно под юрисдикцию церкви и должен быть судим коллегией церковных судей.
– Не несите чепуху, – рявкнул Вонвальт. – Маркграф Вестенхольц, своим присутствием здесь вы оскорбляете Императора и полностью попираете сованские законы и порядок их применения. Немедленно уходите и уводите отсюда своих людей!
– Оскорбляю Императора, – с мрачной ухмылкой сказал Вестенхольц. Он протянул руку, и один из воинов вложил ему в латную перчатку свиток. Я сразу же узнала обвинение с отсрочкой исполнения, которое сама же и составила.
Вестенхольц с насмешливой церемонностью развернул свиток.
– «
– Ради Немы, маркграф, объяснитесь немедленно! – проревел Вонвальт. Он терял контроль над ситуацией, и я по прошлому опыту знала, что это выводило его из себя.
– Ваш суд, эти
– Вы говорите о законах и порядке их применения, но при этом плюете в лицо Императору, – прокричал Вонвальт. – Если у вас действительно есть законные претензии, то вы передадите их мне надлежащим способом, а не стоя во главе вооруженного войска!
– Я не стану выслушивать нотации о должном порядке суда и следствия от человека, лишившего одного из моих воинов головы на Хаунерской дороге! – взревел Вестенхольц, внезапно выйдя из себя. Я поморщилась. Стражники вокруг меня зашевелились.
– У вас здесь нет полномочий, маркграф, – сказал Вонвальт. – Забирайте своих людей и уходите.
– Сэр Конрад,
– Вы угрожаете Правосудию Императора клинком? Я знал, что вы глупец, маркграф, но это уже чересчур. У меня и до этого была уйма поводов, но за одно лишь это вас ждет виселица.
Вестенхольц снисходительно покачал головой.
– Дорогой мой Правосудие, – сказал он, обменявшись с Клавером злобными ухмылками. – Вам
Вонвальт ничего не сказал. Я видела, как он стискивает зубы. Ему следовало внимательнее отнестись к предупреждениям Августы. Ему следовало прислушаться к ним гораздо раньше, и он это понимал.
Вестенхольц вздохнул.
– Смотрите, – сказал он, свободной рукой бросая обвинение Клаверу. Жрец демонстративно разорвал его и уронил на землю. – В этом и заключается разница между листом бумаги и сталью. Если вы до сих пор этого не уяснили, то скоро поймете. – Маркграф повернулся к рыцарю, к седлу которого была привязана клетка с лисицей. – Убей животное, – сказал он.
– Нет! – пронзительно закричала я.
–
– Ради Немы, да дай же ее сюда, – рявкнул Вестенхольц на оглушенного рыцаря и вырвал бьющуюся лисицу из стальной перчатки всадника.
Вонвальт отчаянно повернулся к Августе.
– Реси, ты должна освободиться! – отчаянно сказал он.
Августа напряглась. На ее лбу заблестел пот.
– Это безнадежно, – сквозь стиснутые зубы пробормотала она. – Мне не хватает сил.
– Пожалуйста! – сказал Вонвальт, схватив ее за руку. Но та же сила, что заставила его отшатнуться в первый раз, снова обожгла его. Казалось, будто связывавшая Августу руна стояла перед ним огненной стеной.
– Ты… хороший человек, Конрад. Ты всегда был мне очень дорог. Спаси Орден. Пусть… свершится правосудие.
Я снова повернулась к Вестенхольцу. Тот прижал клинок к горлу лисицы.
– Подождите! – закричал со стены Вонвальт, вцепившись руками в холодный каменный зубец. – Просто подождите минуту! Будьте вы прокляты, да подождите же!