Правосудие Зельба

— Вот, значит, она какая! — Бабс с благосклонным любопытством оглядела Бригиту и поцеловала ее в щеку.

— Дядя Герд, а у тебя губа не дура! — сказала Рёзхен. — И елка улетная!

Я вручил им подарки.

— Ну Герд! — с упреком воскликнула Бабс. — Мы же договорились: в этому году — никаких подарков! — И достала свой пакет. — Это от нас троих.

Бабс с Рёзхен связали мне темно-красный пуловер, а Георг прикрепил к нему маленькую электрическую гирлянду из восьми лампочек, расположенных в виде сердечка. Когда я надел пуловер, лампочки замигали в такт сердцу.

Потом пришли Нэгельсбахи. Он, в черном костюме, в сорочке со стоячим воротничком и бабочкой и в пенсне, был Карлом Краусом. Она была в платье в стиле «fin de siécle».

— Фрау Габлер? — спросил я нерешительно.

Она сделала книксен и присоединилась к женщинам. Нэгельсбах неодобрительно осмотрел елку.

— Бюргерство, которое уже не принимает себя всерьез, но не в силах изменить свою природу…

Звонок в квартиру не умолкал. Эберхард пришел с маленьким чемоданчиком.

— Я приготовил несколько фокусов.

Филипп привел с собой Фюрузан, роскошную темпераментную медсестру-турчанку.

— Фюрцхен исполнит танец живота!

Хадвиг, подруга Бригиты, привела своего четырнадцатилетнего сына Яна, который сразу же принялся командовать Мануэлем.

Все столпились в кухне у стола с холодными закусками. В пустой гостиной сиротливо звучала песня Венке Мюр^[154] — Филипп поставил пластинку с хитами 1966 года.

Раздался телефонный звонок. Я вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь. Снаружи доносились приглушенные звуки веселья. Все друзья были здесь — кто же это мог звонить?

— Дядюшка Герд? — Это был Тиберг. — С Новым годом! Юдит мне все рассказала, а потом я прочел в газете. Похоже, вы наконец закрыли дело Кортена.

— Здравствуйте, господин Тиберг. Я тоже поздравляю вас с Новым годом. Вы будете писать главу о вашем процессе?

— Я покажу вам ее, когда вы меня навестите. Весной у нас на Лаго-Маджоре очень красиво.

— Я приеду. До скорой встречи.

Тиберг все понял. Мне было приятно сознание того, что есть еще кто-то, посвященный в мою тайну и не требующий от меня отчета.

Дверь распахнулась, и мои гости стали шумно звать меня.

— Герд, ну где ты там прячешься? Пошли, Фюрузан сейчас будет исполнять танец живота!

Мы расчистили место для танца, Филипп ввинтил в светильник красную лампочку. Фюрузан вышла из ванной в бикини, украшенном прозрачными покрывалами, лентами и блестками. Мануэль с Яном разинули рты от удивления и восторга. Поплыла медленная, жалобная музыка, первые движения Фюрузан были исполнены спокойной, зазывной пластики. Потом музыка начала набирать темп, а с ней ускорился ритм танца. Рёзхен первая захлопала в ладоши, за ней все остальные. Фюрузан сбросила покрывала и закружилась в бешеном темпе, так что прикрепленная к ее пупку лента уподобилась пропеллеру. Пол в комнате задрожал. Когда музыка резко оборвалась, Фюрузан замерла в торжествующей позе, а потом бросилась в объятия Филиппа.

— Вот что такое любовь турчанки! — рассмеялся Филипп.

— Смейся, смейся, я на тебя еще надену уздечку! С турецкими женщинами не шутят. — Она гордо смотрела ему в глаза.

Я принес ей свой халат.

— Стойте! — крикнул Эберхард, когда публика уже готова была рассеяться. — Я приглашаю вас на головокружительное шоу великого мага и волшебника Эбуса Эруса Хардабакуса!

Замелькали кольца, то соединяясь в неразрывную цепь, то разъединяясь; желтые платки превращались в красные, появлялись и бесследно исчезали монеты. На Мануэля была возложена почетная обязанность следить за тем, что все было «по-честному». Фокус с белой мышью не удался: Турбо прыгнул на стол, опрокинул цилиндр, в котором она по замыслу мага и волшебника должна была исчезнуть, погнал ее через всю квартиру и, не успели мы опомниться, как он играючи свернул ей за холодильником шею. Потом Эберхард попытался свернуть шею коту, но, к счастью, Рёзхен вовремя за него вступилась.

Следующим номером выступал Ян. Он прочел балладу «Ноги в огне» Конрада Фердинанда Мейера.^[155] Рядом со мной, затаив дыхание, сидела Хадвиг и, беззвучно шевеля губами, повторяла слова стихотворения вслед за сыном.

— «„Мне отмщенье…“,^[156] — сказал Господь»! — грянул Ян заключительную строку.

— Наполняйте бокалы и тарелки и возвращайтесь в гостиную! — крикнула Бабс. — Шоу продолжается!

Она пошепталась о чем-то с Рёзхен и Георгом. Сдвинув в сторону столы и стулья, они устроили посредине комнаты некое подобие сцены. Аттракцион «отгадывание фильмов». Бабс набрала в легкие воздуха и подула на Рёзхен и Георга — те бросились прочь.

— «Унесенные ветром»! — крикнул Нэгельсбах.

Потом Георг с Рёзхен принялись понарошку лупить друг друга, а Бабс встала между ними, взяла их руки и соединила их.

— «Война и мир Кемаля Ататюрка»!^[157] — крикнула Фюрузан.

— Ну, это слишком турецкое кино, Фюрцхен, — возразил Филипп и похлопал ее по ляжке. — Но до чего умна! Верно, ребята?