Правые и левые. История и судьба

Именно в этом контексте «сплочения республиканцев», дистанцирующихся от крайних меньшинств, и рождается одна из наиболее знаменитых формул оппортунизма, ошибочно приписываемая самому Ферри: «Опасность грозит слева». В действительности он только намекнул на нее, когда 14 октября 1883 года в Гавре указал на «частичные успехи партии непримиримых»: «Монархической угрозы более не существует, но ей на смену явилась другая, и мы обязаны взглянуть ей в лицо…»73. Формулировку и популяризацию лозунга взяли на себя противники Ферри. Так, накануне выборов 1885 года «Манифест комиссии республиканского радикального социалистического конгресса» клеймит «злополучного человека, который, забыв из ненависти к радикалам, кто наши исконные враги, не побоялся сказать стране: опасность теперь грозит не справа, а слева»74. Примеры можно было бы умножать до бесконечности. Для равновесия приведем высказывание Рауля Дюваля, сделанное в тот уже упоминавшийся момент, когда в 1886–1887 годах наметилось сближение партии старых бонапартистов и монархистов со сторонниками консервативной республики. «Если я смотрю налево, – объявил этот оратор членам палаты, – я вижу недоверие и подозрительность. Если я смотрю направо, я вижу многих коллег, которые из страха перед словом [Республика] не продвигают политику, которую в глубине души находят самой разумной»75. Несоответствие готовых этикеток реальному положению дел – другая тема, которой суждено большое будущее и на которую следует обратить внимание уже сейчас.

Обилие упоминаний не должно вводить в заблуждение. Оно по-прежнему тесно связано с парламентской жизнью и ее специальным наречием – наречием, которому политическая стабильность и новые формы передачи информации позволяют распространиться гораздо шире, чем прежде. Но стоит обратиться к электоральному контексту, и эти слова практически исчезают из поля зрения. Мобилизация активистов и выбор кандидатов опираются на другие категории – хотя при подведении итогов и анализе результатов «правые» и «левые» вновь становятся необходимы. Коммуна возвращает и оживляет цвета 1848 года. Она, в частности, надолго воскрешает красное (а следовательно, и белое) и как опознавательный знак, и как пугало. Сама революция для ее участников становится «Красной», а «красные» наводят ужас на буржуа76. На многие десятилетия на этом будет строиться язык обличений, имеющий огромное значение для того «приручения» оппозиции друг/враг, которое совершается в ходе голосования.

В более мирном контексте главную роль в рассматриваемый период играют такие этикетки, присвоенные каждым из лагерей (и принятые другим), как консерваторы и республиканцы. Именно с их помощью строятся союзы, заключаемые во втором туре и сделавшиеся неизбежными после принятия в 1875 году закона об избрании от каждого избирательного округа по одному депутату. Именно они обсуждались во время решающей консультации в октябре 1877 года, которая открыла республиканцам дорогу к власти. Именно вокруг них велись электоральные баталии 1880‑х годов – и временный возврат к голосованию за списки77 в 1885 году ничего в этом не изменил.

Мы можем судить об этом по оригинальному документу – «Сборникам» программных установок избранных депутатов, основу которых радикал Бароде заложил в 1881 году, чтобы составить лучшее представление о пожеланиях избирателей78. В интересующем нас смысле «Сборники» весьма показательны. Почти до самого конца 1890‑х годов ни правые, ни левые практически не фигурируют в речах, с которыми кандидат обращается к своим избирателям. Если же они и упоминаются мельком в программах, призывах или прокламациях, то в значении сугубо парламентском, как, например, в речи генерала Фрешвиля, который в 1889 году объясняет, что «вместе со своими коллегами из правого лагеря сделал все, что только может сделать меньшинство», или в выступлении Монгольфье перед избирателями из Турнона: «Программа, которую я хочу вам представить, – это программа правых»79. Термины эти сохраняют относительную нейтральность на фоне таких проклятий, как «реакционеры» или «красные», и на фоне других наименований, позволяющих гражданам определить собственную позицию. В первой фазе существования Третьей республики эту роль играют прежде всего другие термины: республиканцы и консерваторы.

Разделение и единство