В 1890‑е годы появилась формула, которой, по-видимому, принадлежит немаловажная роль в установлении новой системы координат:
Распространение этой формулы напрямую связано с другим комплексом причин, облегчивших укоренение понятий «правые» и «левые»; в основе лежит потребность в символическом объединении глубоко разобщенных политических семейств. Конечно, разлад в стане «левых» начинается не с выхода на сцену таких участников процесса, как социалисты. Точнее будет сказать, что вторжение социалистов обостряет прежние противоречия, многие из которых возникли еще во время Французской революции и с тех пор никогда не предавались забвению, возродились в 1848 году и обострились при Коммуне, – противоречия, которым расцвет рабочего движения и язык классовой борьбы придали беспрецедентную выпуклость и ясность. Интерпретируемые в терминах социальной борьбы, противоречия превращаются в пропасть, глубину которой подчеркивает отказ призывать республиканцев поддерживать «буржуазных» кандидатов (это, как известно, испытал на себе Клемансо в 1893 году91
). Партия определенного класса неспособна заключать союзы не столько в силу неколебимости своих принципов, сколько по своей природе. Впрочем, и на правом фланге, в особенности в католическом лагере, противоречий не меньше, и если они носят иной характер, они столь же значительны, как показали выборы 1898 года и их последствия. Переход на сторону Республики, неприятие антиклерикализма и сближение с национализмом: эти позиции уживаются между собой с большим трудом. Именно эти внутренние противоречия придают острейшему конфликту, связанному с решением религиозного вопроса при кабинетах Вальдека-Руссо и Комба, парадигматический статус. Дело не только в том, что в противостоянии клерикалов и антиклерикалов возрождается исконный конфликт между Старым порядком и Революцией. Не меньшего внимания заслуживает тот факт, что в ходе этой битвы два лагеря разделились так, как почти никогда еще не разделялись. Непримиримость участников противостояния, неистребимое разнообразие внутри каждого лагеря, «дуализм тенденций» и «множественность партий и групп», по формулировке Франсуа Гогеля92: сочетание таких двух измерений превращает этот период в образцовое проявление традиции, рожденной во Франции Революцией; насколько упрощает картину поляризация центрального конфликта, настолько же ее усложняет разнородность участников. Именно потребность в единстве на фоне напряженности внутри каждого лагеря и обуславливает канонизацию понятий «правые» и «левые».В этой ситуации мы видим под новым углом зрения решение старых проблем. В частности, становится понятно, как абстрактная нейтральность распределения противоборствующих сил на разных пространственных полюсах сочетается избирательным образом с конфигурацией, при которой ни один из партнеров не способен навязать своему лагерю свою повестку. Иначе говоря, если бы во Франции существовали всего две большие партии или два основных течения, не было бы никакой нужды обогащать лексику понятиями «правые» и «левые». Они используются так широко по той причине, что в реальности существуют
Не случайно именно так эти понятия употребляются в официальном языке, идет ли речь о «делегации всех левых», учрежденной при Вальдеке-Руссо для координации парламентской деятельности, или о «Блоке всех левых», сформированном в преддверии выборов 1902 года93
. И чем более разнообразны на деле левые (и правые), тем сильнее потребность на словах объединять тех и других под этими обобщающими названиями. Что, впрочем, не исключает возможности обозначать потенциальные линии разломов, как, например, это сделал Вайян, выступая в палате в 1907 году: «Для нас правые начинаются гораздо левее, чем вы думаете». Другое преимущество определения чисто формального, а потому открытого к бесконечным уточнениям: слова, обозначающие союз, легко могут превращаться в слова, указывающие на разрывы.