Такая традиция предполагала, что цель политического представительства – определение общей воли, в основе которой – единство граждан. Поэтому депутат должен оставаться лицом совершенно независимым: именно действуя исключительно по указу собственной совести, он может достойно исполнять свою роль, которая заключается в том, чтобы высказываться от лица всей страны. Иначе говоря, представительство есть не что иное, как способ позволить высказаться Нации, которая, по причинам как практическим, так и «мистическим», неспособна выразить свою волю лично. Нация может высказываться только устами своих представителей, их голос и есть ее голос, другого голоса она не имеет. Желание превратить закон в выражение воли политического тела в целом приводит, таким образом, к отождествлению представительства и Нации, хотя на самом деле первое подменяет вторую. В рамках этой подмены выборы есть акт делегирования коллективом своей воли индивиду, который, лишь только трансфер совершился, в принципе становится совершенно независимым от тех, кто его делегировал.
С возникновением новых форм политической организации и устройства выборов вся эта система, лежащая в основе французской республиканской традиции, ломается: интерес и оригинальность ситуации состоят именно в том, что во Франции становление демократии совершалось в противоборстве с Республикой. Ведь само существование партий означает, что общество не отождествляет себя с избранными представителями; более того, во всяком случае теоретически, все происходит ровно наоборот: выбор депутатов всего лишь переносит в сферу власти систему организаций, которая существовала прежде нее и которая ее предопределяет. Идея классовой партии или, шире, партии как организованного выражения специфических интересов и групп лишь подкрепляет эту конструкцию. Изменяется сама природа представительства: происходит переход от монистического образа коллектива, который открывает самому себе свою единую волю, к дуалистическому образу двух разграниченных сфер, между которыми следует поддерживать соответствие. Раньше представительствовать означало наделять лицом и телом сущность, неспособную выразиться иначе и в другом месте; отныне это означает адекватно отражать сложные реалии общества, структурированного, в том числе и политически, свободной инициативой своих членов; обретение независимости рабочим движением имело в этом смысле, повторим еще раз, решающее значение, поскольку тем самым был подан важный пример.
Отсюда параллельный процесс – усиление требований справедливого представительства. Самая яркая его иллюстрация – мощные кампании в пользу пропорционального представительства, которые проходят начиная с 1902 года и в которых консерваторы и социалисты выступают единым фронтом, но проигрывают из‑за сопротивления радикалов. Но явления аналогичного порядка – проекты профессионального представительства, возникающие в тот же период. Антипарламентские настроения, резко усилившиеся в конце десятилетия, свидетельствуют о фрустрациях, вызванных не столько частой сменой кабинетов, сколько тем фактом, что Национальное собрание живет по своим внутренним законам. Эти настроения – обратная сторона стремления к прозрачности парламентской жизни, которая позволяла бы стране получить четкую и постоянную картину ее противостояний и дебатов, – требование, которое отчасти удовлетворила реформа 1910 года, узаконившая существование парламентских групп и предписавшая депутатам публично причислять себя только к одной из них.
Эти протесты и ожидания вытекают из одного источника – поиска способа обеспечивать точное соответствие между обществом в данный момент его развития и средоточием его политической идентичности в парламенте. Суть всех требований – в том, чтобы парламент перестал быть инстанцией, принимающей решения вместо политического тела, и, наоборот, сделался инстанцией, в точности отражающей все различные убеждения и множественные силы, действующие в социальном теле, а возможно, даже и разделение труда между ними. Перестал быть инстанцией, которая замыкается сама в себе и функционирует вдали от общества, чтобы точнее выразить единую общую волю, и сделался инстанцией, которая открыта обществу и показывает ему различные позиции, подлежащие оценке и вынуждающие к поискам компромисса.