Правые и левые. История и судьба

Мало того, что он больше не пробуждал прежних страстей, он превратился в предмет регулярного обличения со стороны как крайне левых, так и крайне правых: первые осуждали его именем пролетарской революции, вторые – именем национальной реставрации. То, что в 1900‑е годы лишь вызревало, на сей раз приняло форму сложившихся доктрин и организованных сил, прежде всего стремившихся покончить с устаревшей и смехотворной политической игрой, символом которой осталось мнимое соперничество правых и левых. Самое удивительное, что в конечном счете этот двойной отказ от оппозиции правых и левых привел не к чему иному, как к ее усилению. В 1936 году, через пять лет после того, как Тибоде обнародовал свой диагноз, она выглядела более живой, более важной, более священной, чем когда бы то ни было. Говоря короче, она сделалась неизбежной. На левом фланге коммунисты, которые поначалу ниспровергали ее со строго классовых позиций, в конце концов приняли ее как данность. А идеологи фашиствующих движений, настаивавшие со своей стороны на симметрическом отрицании: ни правые, ни левые, тем самым лишь подчеркнули непреложность этих опознавательных знаков.

Левые: коммунистическая апроприация

В сущности, коммунисты лишь повторили тот шаг, который проделали до 1914 года социалисты: опровержения закончились приятием. Громогласно утверждаемый разрыв в конечном счете лишь увеличил потребность в объединении. Коммунисты поначалу еще более непримиримо отказывались участвовать в «республиканских» играх. Их новая революционная партия, образованная в 1920 году в результате выхода из Французской секции рабочего интернационала, не ограничивается обличением классового сотрудничества; она без колебаний ставит на одну доску оба традиционно противостоящих друг другу лагеря, именуя их «двумя фракциями буржуазии»103. В 1924 году, в ходе первого большого совещания, в котором партия принимает участие, ее члены с пеной у рта клеймят «блок буржуа-выскочек», которые под маркой «левых» борются за места с «блоком буржуа-толстяков»104. Национальный блок, имевший большинство до 1924 года, выборы проиграл; радикалы и социалисты, памятуя о неприятностях 1919 года, когда каждый выступал поодиночке, заключили «союз левых»105, именуемый Картелем; что же касается Французской коммунистической партии, она учредила «Рабочий и крестьянский блок», вся пропаганда которого сводилась к обличению ложных политических альтернатив, маскирующих единственно важное противостояние – борьбу труда и капитала. «Правые капиталисты ничем не отличаются от капиталистов левых»106. Левые – всего лишь другое лицо правых; лица разные, а голова одна и та же: «11 мая вы увидите не один национальный блок, а целых два: правый и левый»107. Отсюда решительный лозунг, повторяющийся, как лейтмотив: «Нам не надо ни правого национального блока, ни левого»108.

Однако нельзя не отметить, что в то же самое время эти отвергаемые категории имеют широкое употребление в культуре и даже в практике новой организации. На конгрессе в Туре109 делегаты размещаются в соответствии со старым парламентским разделением на правую, левую и центр. Протокол фиксирует «аплодисменты центра», «протесты справа» или «шум слева», как в самом замшелом буржуазном собрании. Момент решающего голосования описан так: «Слева запевают Интернационал. Справа подхватывают Интернационал. Справа кричат: Да здравствует Жорес! Слева кричат: Да здравствуют Жорес и Ленин!»110 Больше того, эти категории используются и в ходе дискуссии внутри партии. В ноябре 1924 года Монат, Росмер и Делегард публикуют «Письмо к членам Коммунистической партии» и в нем протестуют против эпитета «правые», который применило к ним руководство партии. «Мы совершенно точно не принадлежим к правому флангу партии», – уверяют они. Их следует отнести к «рабочим левым», а не к «проклятым правым», с которыми их пытаются отождествить111. Известно, что в последующие годы руководство партии охотно прибегало к этим категориям для пропаганды борьбы на два фронта: против «правого оппортунизма», с одной стороны, и против «так называемой радикальной левизны», с другой.