Правый берег Егора Лисицы

Мой настройщик редко бывал дома. Его жена полдня проводила в мастерской, где была швейкой. От сидячей работы у нее сильно опухают ноги, и она ходит в башмаках мужа, но всегда с аккуратной, высокой, как башня, прической. Я заглянул на кухню. В окружении медных кастрюль, начищенных «гущей»[17], она крошила мясо и лук, прищурившись для точности, вливала в соус стаканчик «морса» – домашнего густого томатного сока вместе с зернышками. Предложила поужинать, но я вежливо отказался. Когда я преодолевал последние ступеньки к своей комнате, гудели голова и лестница под ногами.

Клиника профессора Р.

В коридоре раздался звон, что-то разбилось, потом крик, сердитые голоса. Я обрадовался поводу бросить наконец карточки пациентов, с которыми возился битый час, и вышел в коридор. Там было тихо, сумрачно. Стены, какие видишь только в учреждениях, рисунка обоев не разобрать, каждую минуту хлопают двери внизу. Из приемной глухо слышны звонки. Последняя дверь в конце коридора открыта. Напротив окна стул. Я прошел до конца коридора – никого. Но одна из дверей приоткрыта. Из нее вышла молоденькая сестра, сердито затягивая потуже косынку.

– Новый пациент?

– Сложный, не дает толком сделать перевязку.

Перевязка – это немного странно. Такие манипуляции здесь редки. Профиль клиники Рыдзюна – неврология. Буйных пациентов не бывает. Я дежурю в клинике пару раз в неделю, когда позволяет время.

Сестра торопливо зашла в кабинет, где я возился с карточками. Нервничала, звякнула склянка:

– Накричал на меня. Бывает всякое, но тут… – дальше она заговорила невнятно, скрывшись в шкафчике.

– Позвольте я, – вынул из ее рук склянку, закрыл шкафчик. – Где он?

Повела плечами – ничего, я привыкла.

– Ну, если вы не очень заняты, то вот там.

В последней по коридору палате у окна стоит стул. На нем, опустив плечи, отвернувшись, бритый человек. На столике в беспорядке бинты, резко пахнет разлитым лекарством.

– Вы постойте просто здесь, я сама, сама.

Я остановился в дверях.

Сестра зашла, быстро заговорила. Пациент дернул шеей, посмотрел на нее, на меня. Встал. Огромный, длинные руки, как у животного ленивца, стул в них, как игрушка. Все крупное – нос, уши, выпуклые глаза близоруко прищурены.

– Извините меня, доктор, – он принял меня за врача, потер длинные руки, ладони. – Что-то я никак не пойму, что здесь, – обвел глазами, как будто обхватил всю комнату.

Сестра усадила его с улыбкой, принялась за дело. Быстро и аккуратно делала перевязку. На виске у пациента ссадина. Рана посерьезней на затылке. Круглая голова, хорошо различимо небольшое пятно, невус. Ягодная розовая родинка за ухом.

– Ничего, ничего, пожалуйста, не крутите шеей.

Я рассматривал его, прислонившись к двери. Пижаму ему выдали от разных комплектов – видно, не нашлось такого большого размера. Он заметил мой взгляд. Виновато почти улыбнулся, скорее, поджал губы.

– Да вы не волнуйтесь, это я что-то… растерялся. Понимаете, доктор…

Сестра собрала бинты. Уходя, я еще раз на него оглянулся. Белая обмотанная голова, полосатая гора на кровати – он снова хмуро смотрел в окно.

Я вернулся к заполнению карточек. Но сосредоточиться не удавалось, пациент из последней палаты крутился в голове. Я бросил писать, вот перед глазами картина – сестра бинтует его голову. Проговорил вслух фразу для запоминания последовательности черепных нервов: обонятельный, зрительный. О Зиночка, голубка белокрылая, тебя одну лишь вижу я. Вижу я… Строчки помогали очистить голову. Пациент из последней палаты очевидно был мне знаком. Где-то я видел эту фигуру совсем недавно. И вот я вспомнил. «Агнесса, Нанберг она по мужу, взяла его фамилию, посмотрите». Определенно я видел его, когда говорил с этой женщиной в УГРО, Верой. Он совсем не похож на свое фото, но это не важно. Я натренировался по деталям – этот силуэт – крупный, почти великан – сутулится немного, форма головы – он! Бросил недопитый стакан, чай плеснул на незаполненные карточки, черт. Лифт в нижний этаж. В подвале сыро, кипятят белье – я нашел сестру, она сосредоточенно складывала простыни.

– Могу я у вас узнать о пациенте?

– Этот? Который сердится, с травмой? – она шевелила губами, считая вслух стопки простыней, – десять, двенадцать…

– Откуда он здесь?

– Привезли накануне вчера.

– А жена? С ним была молодая женщина?

– Нет, – удивленный взгляд. – Его подобрали у реки, в каком-то болотце, в камышах. Он совершенно в потерянном состоянии. Ничего не помнит. Его привезли сезонные рабочие. Оставили его нам и вот – уехали! Нет, там никого не было больше. Они поискали вокруг, думали отыскать его вещи. Нашли вроде бы пиджак или пальто. Но, может, вещь и не его. Нашли еще один ботинок. Обычный такой, знаете. А второго нет.

– У реки на берегу? Случайно, не рядом с портом? Или, может, ниже?