Правый берег Егора Лисицы

Полина Липчанская, приятельница Агнессы Нанберг, числилась неработающей домохозяйкой. Замужем за военспецом заведующим Трестом столовых и ресторанов. Однако при опросе соседей быстро выяснилось, что с мужем гражданка Липчанская не живет. По всей видимости, он расстался с ней, оставив комнату в особняке на Тургеневской. Сам отбыл на Кавказ. От соседей этот факт Липчанская скрывала, поэтому они рассказывали об этом особенно охотно, но подробностей не знали. Потом выяснились и они. Муж Полины считал свой брак ошибкой, поскольку «гражданка Липчанская буржуазного уклона и мещански настроена, а он партийный работник и не сходится с нею взглядами». Тем не менее формально Липчанская оставалась замужней дамой. По дороге я заглянул в коридор, куда махнул дежурный, но гражданки Полины Липчанской там не было.

Свидетелей обычно опрашивали в бывшей столовой. Часть комнаты разделили бамбуковой ширмой, оставшейся от старых хозяев. На ней еще держалась стертая роспись, виды неясных домов и каналов. Ширма щелястая, но за ней все же потише. Я передвинул ее сразу, как вошел, и едва достал записи, как открылась дверь, и Репин привел Липчанскую. Я встал.

– Это вы бросайте, – буркнул он мне. – Сейчас уважение ко всем одинаковое. А вы, гражданка, сюда садитесь, – его ненастоящий глаз был наставлен на меня, а живой косил.

– Лина, – Липчанская представилась, протянув мне руку ладонью вниз. Откровенно кокетливо повела плечами, когда я подвинул ей стул.

Что-то непохоже, чтобы госпожа Липчанская была близкой подругой Агнессы. Уж слишком разные.

Комнату Полина осматривала с любопытством. Несмотря на повод, место и обстоятельства визита она явно была оживлена, а не подавлена. Неуместно нарядная для обшарпанной комнаты, в платье из материи с блеском и круглой шляпке, она сразу напомнила мне актрису. Партнершу комика Чарли Чаплина, у которой короткая завивка колечками.

Я попросил Репина остаться, делать записи. Липчанская снисходительно оглядела его дикую шапку. На стол перед собой выложила сумочку и лайковые бежевые перчатки. Щелкнула ридикюлем, достала тонкую папироску и взглянула на меня. Пытаясь понять, что лучше – припугнуть или поддержать ее легкомысленный тон, я зажег для нее спичку. Начали мы с обычных вопросов о супругах Нанберг. Липчанская рассказала, что познакомилась с Агнессой полгода назад, на занятиях по политграмоте. Муж передал ей, что все жены работников высшего звена обязаны разбираться в политическом моменте и обстановке. «Женам», по выражению Липчанской, назначили посещать эти занятия дважды в неделю. На курсах она повстречалась с Агнессой, а позже и с ее мужем.

– Там ведь абсолютно не с кем было завести знакомство. Одна скука были эти лекции, если честно. А Несса хотя бы моих лет, – она опустила глаза, – ну, немного старше.

– На этих занятиях по политграмоте Агнесса с кем-то еще приятельствовала?

– Ни с кем, наверное.

– Может, Агнесса Нанберг о чем-то беспокоилась в последние дни?

– Писала кому-то, но я не интересуюсь чужими делами. Леон беспокоится, конечно. Это понятно. Но, может быть, она просто не хочет ехать домой.

И все-таки Липчанская нервничала. Щелкнула сумочкой раз, другой.

– Позвольте узнать, почему вы так подумали? Такое бывало и раньше?

– Нет. Не бывало. Но в ее характере.

– Они ссорились с Нанбергом?

– Сплетничать я не хочу, – она капризно отодвинула сумку, снова щелкнул замок.

– Это ведь у всех бывает, – я решил поднажать. – Может быть, только ваш муж исключение, счастливец.

Она оценила, улыбнулась.

– И это не сплетни, а помощь следствию. Только представьте себе состояние Нанберга сейчас.

– Он, конечно, по ней с ума сходит. Такой тип мужчины, ему нравится думать, что без него Несса пропадет. Как только эта их «классная дама» такое переносит?

– Вы о Вере Леонтьевне?

– Верааааа, да, – протяжно выдохнув, она поправила завивку и откинулась на спинку стула. Товарищ Репин в своем углу замер. – Мы с Агнессой зовем ее классной дамой. Между собой, конечно. За всем следит. К которому часу Несса дома. Какие вещи заказывает. Сама-то, верно, думает, что шелковые чулки только для падших женщин. Она всегда Агнессу только Агнессочкой звала. А меня – товарищ Липчанская. Только однажды «дорогая Линочка» сказала, когда мы награду моего мужа в ресторане отмечали. Перчатки мои похвалила. Спрашивала, почему я редко у них бываю.

Она подтянула к себе перчатки, погладила лайковое запястье.

– Конечно, перчатки у меня не из фильдекоса, вещь по каталогу «Мюра». Это очень хороший магазин в Москве, – снисходительный взгляд в угол, на Репина. – Мы ее и не приглашали, кстати. Только Нанбергов. Не знаю, зачем вообще они ее с собой привезли? – Лина Липчанская впервые сбилась на резкий тон.

– Но ведь Вера Леонтьевна родственница Агнессы по первому мужу. Естественно, что она живет с ними, одинокая женщина…

– Я Агнессу спрашивала – молчит. Или говорит, ну, нужно ведь, чтобы в доме был горячий обед. И смеется.

Липчанская выкладывала сплетни с очевидным удовольствием, как будто угощалась чем-то сладким.