Правый поворот запрещён

Дверь с цифрой «21» в отличие от других на этом этаже запиралась изнутри на электрический замок, открывался он так же изнутри нажатием кнопки. Вход посторонним был запрещен — за дверью располагался кабинет криминалистики: три комнаты с письменными столами, со специальной аппаратурой, стенды с фотографиями с мест происшествий, с предметами, бывшими некогда вещественными доказательствами, фотолаборатория и небольшой кинозал.

Очистив стол от бумаг — что в ящики, что в сейф, что стопочкой справа от себя, — Войцеховский позвонил Щербе:

— Михаил Михайлович, Скорик у вас?.. Тогда заходите, я освободился.

Кабинеты их находились на одном этаже, все двери в длинном коридоре были выкрашены белой эмалью. И только эта, с цифрой «21» темнела отделанным под дуб шпоном. Позвонив, Скорик и Щерба вошли. Щерба сразу же уселся на мягкую длинную скамеечку у стены, Скорик — напротив сидевшего за столом Войцеховского.

— Провел опознание? — спросил он Скорика. — Когда труп привезли?

— В восемь утра. В девять я уже повез их в морг — мать и брата, соседей.

— Ну и что?

— Ты что, никогда не проводил опознаний? Мать кричала! — Скорик притронулся пальцами к виску, словно тот крик ужаса сейчас вызвал головную боль. — Когда уходили, брат сказал: — «Ищите побыстрее! Иначе я сам найду и застрелю».

— Н-н-да, — произнес Щерба. — Пока вы оба отсутствовали, я встретился с директором НИИ Яловским. С Кубраковой работает очень давно, чуть ли с момента создания института. Талантлива, одержима в работе, подчиненных держит на коротком поводке, деспотична, ни с кем из сотрудников дружеских отношений не поддерживает, но и не дразнит по пустякам; требовательность ее не носит характера бабской придури; прагматична, не терпит прожектерства, словоблудия, резка, случается, срывается на грубость, может унизить, но, как ей кажется, только ради пользы дела. Любимчиков не имеет, все для нее вроде равны, однако с одним человеком перманентно конфликтует. Фамилия его Назаркевич, Сергей Матвеевич. Кубракова терпит его, потому что способный химик. Молод, кандидат наук, болезненно самолюбив, считает, что она ему завидует, а посему давит, не дает реализоваться. Яловский полагает, что это совсем не так. Просто Кубракова мыслит масштабней. Сейчас была увлечена каким-то проектом, совместным с немцами… Вот вам конспективно Кубракова, — Щерба, словно устав, оперся спиной о деревянную панель. — По словам Яловского Кубракову в Богдановск на своей машине отвозил Назаркевич. У него красные «Жигули». С чего бы совместная поездка при взаимной антипатии? Ну, а с чем вы прибыли?

Начал Скорик. Подробно пересказал все, что выудил в Богдановске. И добавил:

— Дежурная по гостинице заметила, что Кубракова выходила из машины красного цвета.

— В красных «Жигулях» Кубракову у шлагбаума видел директор завода Омелян, — сказал Войцеховский. — Для нас он пока последний, кто ее видел. Теперь посчитаем: в 10 утра, выходит, она еще была жива. Часы же остановились тоже в среду, в 10.22. Эта модель имеет запас хода более суток, но они остановились, потому что в них попала вода. Итак, через 22 минуты после того как ее видел Омелян, Кубракова была мертва. И явно в воде. Куда же она успела отъехать за эти 22 минуты. Где все произошло? У переезда машин скапливается много — в обе стороны. Когда шлагбаум поднимается, они ползут медленно, максимум 30 км в час, еще и притормаживают в движении. Я там ездил, знаю. За эти 22 минуты «Жигули» с Кубраковой могли удалиться не более, чем на 15–17 километров. А единственный съезд с шоссе к берегу как раз на 15-ом километре.

— На правом берегу, — уточнил Войцеховский.

— Я так ориентировал оперативников Богдановска, — сказал Скорик.

— На 19-ом километре вверх по реке есть один автодорожный мост. Я думал: не попала ли Кубракова в воду с него. Поехал, посмотрел. Движение машин там двустороннее и такое плотное — одна за другой, — что остановить «Жигули», выйти и столкнуть Кубракову с моста незаметно или дать ей возможность незаметно сигануть в реку практически невозможно. Даже если предположить невероятное — ее столкнули — она бы выплыла, расстояние между берегами там метров пятьдесят.

— Если умела плавать, — вставил Щерба. — А если сама бросилась? — не унимался Щерба.

— Кто-нибудь непременно увидел бы, — покачал головой Войцеховский.

— Крепкую бабу не так просто столкнуть в надежде, что утонет. А вдруг выплывет, станет звать на помощь?! — поддержал Войцеховского Скорик.

— Опять же, если умеет плавать, — сказал Щерба.

— Разве что ее сперва хорошо оглушили, — усмехнулся Скорик. — Но никаких прижизненных повреждений или следов борьбы, сопротивления Ванчур не нашел. А он медик со стажем. Такое вряд ли упустил бы.

— Можно попробовать подогнать объяснение, — после паузы сказал Войцеховский. — Кубракова попала в реку в момент внезапной тяжелой асфиксии. А вода довершила дело.

— Но следов-то асфиксии Ванчур не установил, — напомнил Щерба.