Праздничный коридор. Книга 3

– Дело в том, что я на нее никогда и не обижалась. Она мне чужой человек. Я к ней совершенно безразлична. У меня была мама, которая меня вырастила. Я ее любила и уважала, когда она была жива, люблю и уважаю сейчас, когда ее нет на земле. Мне Саша тоже говорил, что маму надо как-то обеспечить, создать ей условия для хорошей жизни. Я совершенно не возражаю, могу ей создать все материальные блага, о которых она когда-то мечтала. Но она сама ничего не хочет. Она приняла, по моему мнению, правильное решение. Она совершила тяжкий грех – бросила своего ребенка на откуп судьбе. А грехи положено искупать. Анюта нашла свой путь искупления, и не нужно ее переубеждать. Тем более что Бог оказался к ней милостив – она в нашем доме встретила свою любовь. Наш Петрович в ней души не чает, любит ее. А такой человек, как Петрович – это подарок судьбы. Вы, Дарья Никаноровна, мне больше мама, чем Анюта. В Вашем лице я для себя нашла мудрого друга, опекуна, очень близкого мне человека. Мне никогда не везло с друзьями и вот, Вы. Мне тоже очень повезло.

– Как хорошо, Зосенька, что жизнь нам с тобой подарила несколько дней, которые мы можем провести вместе, без суеты посторонних людей. Все у нас будет хорошо. Наша семья связана крепкими узами божественной любви, не всем это дано, и я надеюсь, что мы все вместе сможем сохранить свои отношения, и передать традиции нашей семьи детям.

Уезжала Зося из больницы тайно, ночью. Не хотела отвечать на назойливые, дежурные вопросы журналистов о здоровье, семье, и счастье.

Счастье у нее снова было, и она боялась его сглазить или спугнуть.

Анцев ждал ее дома. Врачи пока разрешали ему вставать с кровати только на несколько минут. Но он был жив, все помнил и стремительно возвращался к жизни.

Они, как в былые времена, когда он уехал в Москву, а она осталась в Горевске, и еще даже не надеялась на его взаимность, каждый день подолгу разговаривали по телефону. И Зося уже все знала о его жизни в другом мире.

Жил он в раскаленных песках пустыни. Вернее, не жил, а куда-то бесконечно шел, с трудом вытаскивая ноги из горячего песка. Вокруг его постоянно кружил смерч из песка, затягивал его в свою воронку. Небо не сияло голубизной, было всегда темным и мрачным, без привычных звезд, луны и солнца. Песок потрескивал всюду – под ногами, в волосах, во рту, в глазах.

Он не знал, куда и зачем идет, но что-то толкало его делать очередной шаг вперед. Иногда он слышал какие-то голоса, как будто звали его издалека, но вокруг никого не было.

Назад он оглянулся за все время пути всего пару раз. Там, вдали, за ним двигалась маленькая фигурка в темных одеждах, но его это совсем не интересовало. Кажется, далеко отставшая от него фигурка, даже пытались ему махать рукой. Но он продолжал идти вперед, потому что знал, что если остановится хоть на мгновение, то не сможет идти дальше.

И все-таки отставший путник догнал его. Это была маленькая старушка со знакомыми глазами. Она взяла его руку в свою маленькую ладошку с тоненькими пальчиками и приказала:

– Саша, ты должен вернуться домой! Княгиня Зоя в больнице, рожает ваших сыновей. Разве ты забыл свою семью – жену Зосю, сына Александра и дочь Олюшку? Ты должен к ним вернуться, они тебя ждут.

И он все вспомнил. Его тело мгновенно стало невесомым, и он не побежал, а полетел, назад. Он открыл глаза, увидел Чарышева и Олюшку, и тяжело ворочая распухшим языком, прошептал:

– Зосенька где? Рожает сына? Как же она, одна, ей тяжело?

Олюшка застонала от радости, а Чарышев растерялся и сразу начал оправдываться:

– Что ты, Саша. Она не одна. Меня с тобой оставили, приказали от тебя ни на шаг. А с Зосенькой постоянно Даринка. Она последние месяцы даже вместе с ней работала. Тенью ее стала. Что ты, Саша, мы ее не оставили. Она не одна. Она наша доченька любимая. Поддерживали, как могли. Но она замкнулась и никого к себе не допускала. Рожает, да. Но рожает сразу двоих сыновей. Мы с тобой сейчас все узнаем, и нашим женщинам доложимся о своих новостях.

Потом они узнали, что мальчики появились, и что там, в больнице, все вроде, как неплохо. Дарья Никаноровна велела им не бездельничать за рюмкой коньяка, а заняться очень серьезным делом – дать имена близняшкам.

– Саша, до того, как мы с тобой займемся именами для детей, я хочу тебе рассказать историю твоего спасения.

– Обязательно, – ответил Анцев, – а пока, ты не мог бы показать мне фотографию твоей бабушки?

Чарышев принес старый альбом в кожаном переплете с тисненым вензелем на обложке.

– Смотри, если это так важно. Здесь бабушка, начиная с молодого возраста.

Анцев долго рассматривал красавицу княгиню. Взглянув на фотографию с последнего листа, он сказал: