«Вперед!» – приказал себе Гоша, и водитель, все вдруг поняв, уронил чайник на камни и бросился бежать. Гоша быстро догнал его и пинком заплел на ходу ноги. Останавливаться не стал и промчался мимо опешивших милиционеров к распахнутой двери кабины. Там, слева от сиденья, должен стоять «ублюдок». Так и есть. Словно наблюдая замедленно воспроизводимый эпизод, Гоша стрелял и видел со стороны, как пули беззвучно рвут одежду врага. Все! «Урал» заводится одним поворотом рычажка на приборной панели. Но куда ехать? Хоть свидетелей вроде бы нет, все равно его скоро найдут. От безвыходности ситуации Гоша проснулся и облегченно выдохнул. Чуть расстегнул молнию на спальном мешке, приподнялся на локте и глянул на меня, лежащего в таком же мешке с другой стороны потухшего костра. Я еще спал.
– Саня, братуха, ты в снах понимаешь?
– Да, я потому и сплю еще.
Гоша нашарил сигареты и жадно закурил. Противный табачный дым окончательно меня разбудил.
– Слышишь, я такую измену словил во сне, не передать. – И он рассказал мне все с начала.
На севере летом ночи нет, вечер плавно перетек в утро. Гудели комары, и пока он рассказывал, я все же раздул огонек из-под толстого слоя теплого белого пепла.
– Короче, дел натворил во сне, а к чему это, не знаю. Приснится же такое…
Я помолчал и спросил:
– А помнишь, как в Комсомольском ты на меня утром орал?
– Это когда с гор спустились? Помню, конечно. Ты еще тогда «Сникерс» из заначки достал.
– Мне в то утро тоже кошмар приснился, будто окружили нас и патронов больше нет. Я из палатки вылез, стал костер разводить, а ты разорался…
– Еще бы, ты дрова колешь, чайником гремишь, и никто вокруг не стреляет. Тут любой проснется. Спасибо, хоть шоколадкой поделился. А Старый еще ворчит, куда, мол, ты полез, мне холодно.
– Да, ливень той ночью был – мама не горюй. В лужах спали, палатки насквозь…
Мы грелись у костра и слушали, как шумит чайник на быстром огне из сухих сосновых веток.
– С чего бы это я своих стал валить? – Гоша опять вспомнил свой сон. – Ментов я, естественно, не считаю.
– Что я тебе, доктор, что ли?
– Ну, ты ведь книжек много читаешь!
Гоша окончательно проснулся, и к нему вернулось ни с чем не сравнимое настроение радостного доверия. Друзьям, огню, летнему утру.
– Да это просто гонки у тебя какие-то. – Я пользовался тем, что он ждет ответа, и продолжал нежиться в спальнике, пока заваривается крепкий «конвойный» чай. – Куда ты удочки-то уже сматываешь, еще толком не рассвело?
– Надо бы домой пораньше вернуться. – Он словно чуть оправдывался. – Пока соберемся, пока доедем. Жена ждет, мы с ней только-только помирились, ты же знаешь. Хоть бы рыбы домой привезти, а то не поверит, что на рыбалке был, тем более с тобой.
Я давно с ними знаком. Гошина жена – интересная молодая женщина с недоверчивым взглядом, который как будто говорит: «Молодцы вы, конечно, ребята, только мужа моего не надо с пути сбивать, он и так вон какой увлекающийся и на соблазны падкий. Вы повеселились и разъехались, а мне еще его в чувство приводить». Понятно, что все это мои выдумки, но, глядя, как он разговаривает с ней по телефону, я думаю, они не так уж нелепы.
Вопреки тщательно лелеемым заблуждениям, надо признаться, хотя бы самому себе, что мы зависим от женщин гораздо сильнее, чем воображаем. Отношения с ними придают жизни мужчины ясный и конкретный смысл. Направляемые нашей, несомненно, общей волей, мы исполняем свое предназначение, не теряя путеводной нити в лабиринте иллюзий и порочных страстей. И почти забытое, оставшееся где-то в юных годах понятие свободы сейчас легко отыскивается нами как осознанная необходимость.
После чая Гоша стал укладывать наше шмутье в багажник своей старенькой «тойоты», а я обошел ламбу, снял жерлицы и принес к костру крупную щуку.
– Красавица! – похвалил Гоша, разглядывая ее пятнистые бока и округлые плавники. – Прям как моя Ирка. А зубы-то! Красавица… Ух, силищи!
Щука резко изогнулась в его руках, выскользнула и упала в траву, продолжая скакать и словно куда-то плыть.
– Мне, честно, даже жалко ее, – сказал он, поднимая рыбину из травы за жабры, – потому из меня и рыбак никудышный. А охотиться я вообще не могу, зверей еще больше жалею, даже птиц.
«Зато сны у тебя…» – подумал я и ехидно спросил, так, для поддержания разговора:
– Как же ты столько лет снайпером-то служил?
– Да отстань ты, сам знаешь, тут совсем другое дело…
– Дело то же самое, – перебил я, – только думаем мы об этом деле по-разному. Звери-птицы нам не враги, вот ты их и жалеешь. А цели, которые нам указывали, мы считали врагами, такая была установка. Мы и смотрели на них как на мишени, и это в лучшем случае. А часто и вовсе ненавидели…
– Слушай, что ты злой такой? Давай не будем вчерашнюю волынку заводить. Хорошо, что хоть за водкой больше не ездили. Забудь ты, времени вон сколько прошло.
– Ты-то забыл?
– Я стараюсь не думать.
– А я все время думаю. Не только об этом, конечно, а вообще… – Я залил костер остатками чая и убрал котелок в багажник.
Мы сели в машину, и Гоша завел мотор.