Праздник любящих сердец

— Как это мило! — Она подняла глаза и увидела Винченцо.

Он стоял в дверях, мрачный как туча.

— Этот мерзавец прислал-таки лошадь ко мне во дворец.

— Кто?

— Зевс. — Винченцо криво улыбнулся. — Так и знал, что он не шутит.

— Кто эти люди, приславшие подарки?

— Они мои… — Он запнулся, словно от боли. — Мои друзья.

Элоиза уставилась на него:

— У тебя есть друзья, Винченцо?

Он приподнял бровь:

— Постарайся не так этому удивляться, Элоиза.

— И все же я удивлена.

— Это не они украсили дворец, — пояснил Винченцо. — Его украсил я. Вернее, я приказал это сделать.

— Он великолепен. — Элоиза сияла.

Принесли ее завтрак. Корзинки со сдобными булочками, масло и джем. Ей казалось, что это чересчур.

— Вряд ли я смогу все это съесть, — сказала она, глядя на корзинки.

— Я помогу. — Он сел рядом с ней.

Рядом с ней. Этот мужчина — король. Такой маленький жест, и все же как много он значил.

«Старайся не ударяться в романтику, — подумала Элоиза. — Ему кое-что от тебя нужно, и он готов на все, чтобы получить желаемое».

Да, но ей как раз хотелось, чтобы он пошел на все. А значит, разве плохо, что он действует именно в этом направлении? Она ощутила комок в горле. Именно такого праздника ей и хотелось тогда, в детстве. Помимо его поцелуя. И что-то во всем, окружавшем ее сейчас, казалось простым и очень личным. Как будто все встало на свои места. Конечно, все было отнюдь не просто. Напротив, все было сложно. И лошадь посреди столовой — наглядное тому свидетельство.

— Лошадь, наверное, стоит вывести, — заметила она.

Винченцо кивнул.

— Отведите пони на конюшню! — приказал он.

— Я обязательно навещу ее, — сказала Элоиза. — Когда позавтракаю.

— Не думаю, что пони на тебя обиделся.

— И все же мне не хотелось бы ранить его чувства.

— А как там Скеррит? Осваивает новое жилье?

— Очевидно, ей нравится под моей кроватью. Особенно с правой стороны. Сидит там безвылазно. Но она поела и воспользовалась лотком.

— Рад это слышать, — сказал Винченцо.

— Привыкаешь не сразу. Дворец очень большой.

Элоиза говорила не только о кошке. Она понимала: Винченцо безразлично животное. Он и правда старался. Ей просто хотелось до конца понять, почему. Ведь он так твердо заверил ее, что ребенка не хочет. И она понимала, что отчасти им верховодило чувство долга перед ней. Однако он не просто старался, а из кожи вон лез, чтобы ей во всем угодить. И этого она не понимала.

— Почему ты захотел этого ребенка? — спросила она.

— Потому что так правильно.

— Разве нет ничего важнее, чем всегда поступать правильно?

— Мой отец никогда не поступал правильно. Он потворствовал лишь себе. В этой жизни я буду принимать справедливые решения. Вне зависимости от собственных желаний. Таков выбранный мною путь.

— Конечно. Путь мести.

— Мой отец лишился трона из-за меня. И вот он я. Стремлюсь помочь своей нации. Но столкнулся с реальностью, в которой люди не так уж рады перспективе упразднения монархии. Хоть они и не любили моего отца, но им нравится символ. А я пытаюсь это изменить.

— Другими словами, у тебя не получилось просто объявить, что теперь все будет так, как хочется тебе?

— Не нужно злорадствовать, Элоиза!

— Я не злорадствую. Вообще-то, Винченцо, уж кому, как не тебе, следует знать, что я, ведя свою тихую, беззаботную жизнь, давно ни за кого не несла ответственность. Скеррит — единственное исключение. В остальном же я думала лишь о собственном благополучии. Это очень просто. Проще, чем что бы то ни было. А вот то, что предстоит сделать тебе… Это непросто. Ты несешь ответственность за целую нацию. И я тебе отнюдь не завидую. Никогда не завидовала. Я была так счастлива покинуть Ариосту. Оставить все это позади. Но ты прав. Думать надо и о других вещах. Мне невыносима мысль, что наш ребенок будет расти в этом дворце, как выросли мы.

— Этого и не будет.

— Хотя пони в гостиной, это, конечно, мило, не скрою.

— Идея была не моя, — ответил Винченцо. — Просто хочу, чтобы ты знала.

— Не хочешь приписывать себе идею друга? — Она невольно улыбнулась.

— Не хочу отдуваться за него.

— Пони очень милый. Думаю, нашему ребенку понравится ездить на нем. — Элоиза прищурилась. — У нас есть шанс не просто поступать как надо, но и дать нашему ребенку то, чего не было у нас.

— А именно?

— Любовь.

— А что для тебя любовь? — спросил Винченцо.

Такого вопроса Элоиза не ожидала.

— Любовь, — повторила она. — Просто любовь.

— Признаться, мне неведомо, что это. В детстве я никогда не был любим. Да и во взрослом возрасте тоже. По крайней мере, мне так казалось.

В голосе его звучала лишь холодная отстраненность, но боли в ней звучало больше, чем в рыданиях. Элоиза могла лишь смотреть на него в изумлении. Как просто он признался ей в этом, и сам, похоже, даже не испытывал страданий на этот счет. Он принимал все как данность.