Праздник любящих сердец

— Как ты себя чувствуешь? После того, как прочла письмо от матери?

Элоиза нахмурилась:

— Это было ожидаемо. Она пышет злобой. Это не имеет отношения к нам и к той жизни, которую мы намерены прожить.

— Я не думаю, что нам следует жениться.

— Что? — проговорила Элоиза. Ее словно поразил удар.

— Я не думаю, что нам стоит жениться. Я думаю, тебе лучше вернуться в Вирджинию.

Его слова были твердыми, как и выражение его лица. Ей показалось, будто весь мир перевернулся.

— Ты… Ты злишься на меня?

Это все, что ей могло прийти в голову. Не совершила ли она снова что-нибудь предосудительное? Ведь однажды он уже отправил ее восвояси. Предложив денег. Подумав о ней самое худшее. Неужели что-то произошло опять?

— Винченцо! — взмолилась она. — Что произошло? Ты ведь знаешь… Знаешь, как ты мне дорог.

— Дело не в тебе, — ответил он. — А в этом месте. Эти стены отравлены. И никакие рождественские огни не способны этого изменить. Ты заслуживаешь лучшего. Наш ребенок заслуживает лучшего.

— Лучшего, чем стать наследником престола? Лучшего, чем унаследовать эту страну? — Глаза ее наполнились слезами. — Лучшего, чем быть рядом с отцом?

— Я все равно останусь его отцом. Но если мы не поженимся, он не будет наследником. И если мы не поженимся, то я… Я вернусь к своему прежнему плану. А тебе не придется проводить остаток жизни запертой в этих стенах.

— А разве я сказала, что заперта?

— Нет, не сказала. Но я это вижу. Вижу, даже если не видишь ты.

— Ты… Ты просто мерзавец! Я тебя не просила об этом!

Элоиза кипела от ярости. Винченцо рассуждал о каких-то стенах, но единственной стеной был он сам. Непробиваемой стеной. И он не говорил ей правды. Замкнулся в себе и был беспощаден и холоден. И разве могла она хоть что-то с этим поделать?

— Как… Как ты можешь так поступать?! Ты только что увидел своего ребенка!

— Именно поэтому. Потому что увидел.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Я люблю тебя, Винченцо, и не говорила тебе об этом прежде потому, что ты пытаешься понять это чувство, а у меня нет ответов на твои вопросы. Это то, что у меня в крови. То, что я ощущаю, как часть себя. Наравне со всем остальным. И объяснить это словами я просто не в состоянии. Я не могу придать этому вербальные очертания. Понимаю, тебе хотелось бы услышать от меня нечто более конкретное, но я могу лишь сказать, что чувствую. А это любовь к тебе. Любовь, которая жила во мне… больше десяти лет. Я люблю тебя. Чем больше я тебя узнаю, тем больше люблю. И это чувство не ограничивается желанием заботиться о тебе. Или защитить тебя. Или спать с тобой. Я ношу под сердцем частичку тебя. Свидетельство нашей страсти.

— Да, — ответил он. — А я результат союза моего отца и моей матери. Но между ними не было любви. Или взять, например, твоего отца. Ты ведь его даже не знала. Это не свидетельство любви, Элоиза, а всего лишь последствия секса.

— Но ребенок…

— Я не чувствую любви, — отрезал Винченцо. — Не испытываю ее. Ты уверяла, что это она. Но если я не способен… Я не могу позволить, чтобы наш ребенок воспитывался в той же атмосфере, в которой росли мы. Я этого не допущу.

Он не чувствовал любви. Не испытывал ее даже к собственному ребенку.

— Может, все потому, что я не видел любви, — предположил Винченцо. — И не слышал ее.

— То же касается меня, — ответила Элоиза. — Но я способна понять, что любовь теплится во мне. Почему ты этого не можешь?

— Возможно, я не так человечен, как ты.

— А как же твои друзья? Разве ты совсем не любишь их?

— Это другое.

— Вовсе нет. — Она прижала руку к груди. — Все чувствуешь сердцем. И я не могу поверить… как ты можешь говорить, что там нет любви?

— Я отправляю тебя обратно в Вирджинию.

— Нет! — ответила она.

— Я отправляю тебя обратно.

— Ты не можешь!

— Тогда будешь жить здесь, как в детстве. Тебя будут игнорировать и в грош не будут ставить. Ты этого хочешь?

Эти слова были пощечиной. С тем же успехом он мог бы ударить ее по лицу.

— Винченцо…

— Я немедленно подготовлю самолет.

— Винченцо! — Она выкрикнула его имя, выпуская поток своей собственной ярости, потому что он замкнулся в себе.

Винченцо замер, тяжело дыша.

— Не это место отравляет тебе жизнь, Элоиза. Дело во мне. Яд у меня в крови. А я не стану травить тебя и ребенка.

Так Элоиза снова оказалась в его самолете. Не понимая, в чем дело, и рыдая. Сам полет не остался в ее памяти. Она просто вдруг снова оказалась в штате Вирджиния, на пороге своего дома с кошачьей переноской в руках. Во дворе попрежнему тихо падал снег. Она вошла, и взгляд ее упал в тот угол, где недавно стояла рождественская ель. Она осознала вдруг, что елка осталась во дворце, и по какой-то причине именно эта мелкая глупая деталь снова заставила ее заплакать. Все, что произошло, показалось ей вдруг невыносимым. Именно отсутствие елки стало каплей, переполнившей чашу. Она разрыдалась так горько, словно сердце ее было разбито. Собственно, оно и было разбито. Она лишилась Винченцо, и уже никогда в ее жизни не могло быть счастья.

«У тебя есть ребенок».