Праздник побежденных: Роман. Рассказы

При слове «Мордвинов» я перестал слушать, видел лишь шевеление губ на серьезных в закатно-оранжевом свете лицах. Мои же мысли клокотали в черепе, беззвучно вопя: «Значит, особо опасный, значит, ты генерал! Это хорошо! Но лишь бы ты не умер, лишь бы ты не заболел, лишь бы не перевернулся автомобиль. Я приду!»

Я подписал приговор корявым пером и с торжеством подумал: «А все-таки ты помнишь обо мне, Фатеич!» Я остался за решеткой еще на четыре года.

* * *

Тюремная вахта для меня распахнулась летом. Я был стрижен под натянутой на брови кепи, бледен и худ, в синей блузе и с фибровым чемоданчиком в руке. Вместе с пятью тысячами рублей я зашил под мышкой и гербовую бумагу, гласившую машинописно: «Осуждение снято ввиду отсутствия вины…» И это после восьми лет! Лагерный начальник вручил мне конверт с документами и, как равному, пожимая руку, изрек:

— Наше правосудие не боится признавать ошибку. Вы не виноваты!

По тому, как ходили желваки на багровом лице и струился пот из-под синей фуражки, я понял, что сам он другого мнения, и не без злорадства спросил:

— Ну а если бы Великий не умер, вы бы тоже так сказали?

Он побледнел, рука когтисто поднялась, но сдержался, мрачно буркнув:

— Неблагодарный! Радоваться надо — свобода.

Свобода — это Фатеич. При воспоминании о нем и начальник, и секретарь — старшина с папочкой под мышкой, в суконном галифе, расчесывающий пах, — растворились во мраке кабинета. Я же рельефно и торжественно осознал — пришло время, и сказал в пустоту:

— Вы правы, начальник, свобода!

Я знал, что она скоро кончится. А что будет потом, меня не волновало. Бабушка умерла, так и не свидевшись со мной. Братец отрекся от политического зека. И все. Думать обо мне некому. «Неправда, не все! — вскрикнуло безумие. — В мире есть Фатеич!»

Постоянные мысли о нем хоть и возбуждали ненависть, но делали его как бы человеком близким. Я боялся признаться: его не станет — и жизнь потеряет смысл. Сейчас же ненависть несла под стук колес в город Грозный. Там, по моим сведениям, проживал Фатеич. В поезде был вагон-ресторан, и амнистированные с правотой отстрадавших победителей жрали икру, пьянствовали, крали, наводили ужас на вокзалах и попадали опять за решетки, и поезд пустел.