Праздники

Тот свет, заводь и звенящая тишина, перебиваемая далеким лаем. Перед глазами стоял пульсирующий и вращающийся прозрачный цветок. Никак не мог уловить, в какую сторону он крутится: как только обозначал, что против часовой, он начинал крутиться в обратную сторону. Даже не заметил, как подошли. То ли тени, то ли черти. Спросили, что тут делаю. Друга жду. Так друг лежит на полу, с ним что-то произошло. Он же только что зашел. Да нет, он уже давно там, и ты давно стоишь. Мутное изображение перед глазами рассеялось, мотнул головой. Это местные. А что с ним? Сходи, посмотри.

Дима был похож на рыбу, выскочившую из аквариума на подоконник. Изгибался и что-то шептал своим большим ртом. Схватил его за голову, закричал: «Дима, Дима, смотри на меня». Он улыбнулся. Все хорошо? Конечно. Фу-у-у, а то все перепугались, даже местные собрались, волнуются за тебя.

Мелкий человек с кусками мха на лице спросил, берем ли. Дима резко закивал. Нам дали спичечный коробок с витиеватыми опилками. Это необычная шмаль, стружки как с волшебного карандаша. Когда точат карандаши ножом или точилками, остаются длинные извилистые дорожки, так и здесь. Дима взял коробок и добавил: «У него сегодня день рождения», указывая на меня. Человек-мох тихо прошептал: «Поздравляем, приходите еще».

Ночь освещалась редкими дрожащими фонарями. По дороге шла старушка с палкой. Внизу на палке пустой пакет. Она аккуратно переставляла палку, чтобы он не слетел, поглядывала на него. Возможно, она поймала призрака и тащила его к себе домой. Мы поравнялись и сделали серьезные лица. Сказал ей: «Правильно, не отпускайте его». Дима сначала сдержался, а потом заполнился красной краской, как спелое яблоко на натюрморте, и взорвался от хохота. Это нехорошо. Дима состарится, поймает призрака, потащит домой, появятся молодые идиоты и над ним поржут. Ну, он вряд ли состарится.

Длинные ночные дороги как поваленные столбы со светом на конце, этот свет – наш бар. Машины и люди вокруг него похожи на мошек около лампочки. Почему он «наш»? Потому что мы там. Дорога от речных цыганских поселений до бара занимает минут сорок, за это время можно все переосмыслить.

Черная ночь покрывала собой, мы перемещались по ней, по ходу прикасаясь руками к небу. Даже не к небу сейчас, а к небу вчера, когда я не мог уснуть, ждал, что на часах нарисуется пять утра. Улыбающийся Дима в этом пальто. Он обычно прячет руки в рукавах, ходит, как будто нет кистей, вместо них пустóты, а сейчас нет. Тоже трогает что-то наверху, радуется.

Всё, бар. Мерцающий во тьме.

Каждый раз, когда заходишь туда, сердце колотится, не знаешь, чем все закончится. По машинам вокруг ясно, сколько сегодня бандосов, но всегда возможны сюрпризы. Открываешь дверь – и всё. Ты уже можешь оттуда не вернуться. Случайному беспредельщику не понравится твой внешний вид или твой нос, или даже ты ему понравишься, но он решит, что сейчас такое время, и стукнет тебя головой о барную стойку. Пробило два ночи, а где колокола? Твоя голова и есть колокол. Или какой-нибудь ненор откроет стрельбу, и ты не успеешь спрятаться вместе с барменшами. Ну или все будет хорошо.

Мы зашли, быстро юркнули к Диджею. Лучше с ходу не мелькать, а присмотреться. Человек сорок на вид. В трех разных точках бандиты со своими женщинами, у нас пункт наблюдения, можно сидеть в этой щели и не выходить, ждать, когда начнется. А оно явно начнется, по воздуху чувствуется. Когда присутствуешь в таком месте год-два, учишься предугадывать. Воздух иногда искрится, в нем мелкие молнии: это значит, что скоро все взорвется. Стулья посыплются, окна задрожат, догнавшийся суровый тип вытащит ствол и отомстит за всю свою жизнь и общую несправедливость.

Диджей спросил, чего мы мокрые такие. Попали под невидимый дождь. Дима сказал Диджею, что у меня сегодня день рождения, день уже прошел, но все равно. Тот покивал, сказал, что сейчас что-нибудь поставит, чтобы поздравить. Что поставить? Что-нибудь. А, кстати, она здесь. Он позыркал. Кто-то подмигивает в таких случаях, а он зыркает, как сова. Где? Покрутил головой – и да! За стойкой, с какой-то подружкой. Я сполз на пол, спрятался еще глубже. Дима и Диджей загоготали, видя мое смущение. Диджей спросил, хочу ли, чтобы он поставил медляк. Да, только погоди, я не готов, сейчас посижу немного, соберусь с мыслями. С мыслями надо собраться, иначе никак.

Просто представил, что сейчас зазвучит медляк, подойду, приглашу ее, мы торжественно выйдем, обнимемся у всех на виду и, покачиваясь, пошепчемся. Скажу: «У меня сегодня день рождения», она ответит: «А что же тебе подарить?» На нас все будут смотреть, все эти перешитые и отполированные типы, а мы растворимся в объятьях друг друга.

Диджей спросил: ну что, ставить? Хочешь, поставлю «Мальчишник»? «Последний раз ты со мной, последний раз я твой, последний раз слезы из глаз». Нет пока что, еще не готов, приготовь кассету, я дам знак, сразу тогда ставь. Только не эту, лучше «Я не буду с тобой».