Праздники

Наутро, еще до начала рабочего дня, Дима приехал в депо. Пришлось прождать почти час, пока рабочие соберутся. Помощник шел вместе с группой приятелей. Завидев Диму, он подошел, улыбаясь.

– Ну что? Надумал? С колпаком или без? – весело спросил он.

– Скажи, ты вчера снова там ехал? С усами, – нерешительно спросил Дима.

– Мы же не договаривались больше. Ты сотню гони, тогда и проеду.

– Не надо там больше ехать! – закричал Дима. – Я же сказал тебе. Я же знаю, что ты вчера там ехал. Спрашиваю: зачем?

– Да не ехал я вчера никуда, иди отсюда.

– Если ты еще раз проедешь там с усами, я сюда приду и всем расскажу, как ты деньги зарабатываешь.

– Напугал! – рассмеялся помощник. – Видишь этих пацанов? Ты думаешь, почему они на нас так внимательно смотрят? Я им просто сам рассказал, что есть больной один, который деньги платит, чтобы я с усами в куртке-алкашке мимо огородов проехал и в сторону кустов посмотрел.

Невдалеке, на площадке, стояли трое парней и внимательно наблюдали за беседой. Дима сделал несколько шагов назад, повернулся и побежал. За спиной раздался хохот. Бежал он так быстро, как только мог. Миновал еле открывающиеся грязные железные двери, увидел бетонные сваи, решетки. Тут Дима понял, что бежит не в ту сторону.

– О, смотрите, опять он!

Ему пришлось вернуться на ту самую площадку с наблюдателями и помощником; это вызвало новую волну хохота. Теперь он побежал в правильную сторону и вскоре выбрался из запутанных лабиринтов депо. Снаружи входного здания трава была забрызгана серой краской. Дима сел на землю, провел рукой по этой траве, запачкался, закрыл лицо грязными серыми руками и заплакал. Отчего он плачет – было неясно и ему самому. Просто терпеть он больше не мог. Показалось, что вместе с ним плачет и трава, плачет от того, что люди пролили на нее краску, плачет солнце, плачут ржавые поезда. Начался дождь – как свидетельство правильного понимания и сочувствия. Ржавые поезда, крыши, разбросанные детали тускло зазвенели: мокрые, некрасивые. Дима понял, что надо идти, иначе он останется здесь навсегда, среди этой тоски.

На станции Депо из единственного ларька доносилась ненавязчивая мелодия. Пелась песня женским голосом. Слов Дима не смог разобрать, зато отчетливо услышал припев. Он был простой, но до боли волнующий: «Ля-ля-ля-ага-ля-ля-ля-ага-ага» и так далее, – размеренно затягивал голос невесть куда. Можно было сесть на поезд и поехать на работу в город. Но была и другая возможность: сесть на электричку в противоположную сторону и отправиться к огородам. Дима понял, что перед этим выбором он стоял чуть ли не всю жизнь, просто никогда не хватало решимости дойти до конца и открыться перед самим собой.

Он поехал в сторону огородов.

– А, Дима! Ты что-то не в ту сторону едешь.

– Привет. Я по делам.

– Сегодня прораб сказал, что тебя увольняет. Говорит, что и так от тебя толку никакого не было, а теперь и вообще ходить на работу перестал.

– Пусть увольняет.

– Куда едешь-то?

– Дела у меня там. – Дима вздохнул. – Помню, такой же дождь шел. Мы соседскую тетку доводили до истерики, лазили к ней на балкон. Схема такая была. Двое держали, третий забирался. А когда залезал на балкон и видел тетку, начинал кричать ей: «Угу-угу! Сова прилетела». Она побежит на него прямо с тряпкой да как заорет: «Сейчас задницу намылю». Мы ее так и стали называть: тетя Мыло. Лазили к ней по очереди. Когда она выбегала, двое остальных, кроме совы, что прилетела, помогали третьему слезть. А я залез один раз, а эти двое решили надо мной пошутить и убежали. Я ей крикнул, что сова прилетела, она подбежала и поймала меня. В комнату к себе отвела, посадила и говорит так строго: и что же ты все летаешь, дурачок. Потом чаем напоила с печеньем. Больше я к ней не лазил и на улице здоровался, когда она мимо проходила. А эти двое подбежали уже после и спрашивают: мол, как тетя Мыло задницу намыливает? Я им рассказал, что ничего она не намыливает, а чаем со вкусным печеньем угощает. Им и завидно стало.

– Работу искать где будешь? Дим, ты не обижайся только. Я пятнадцать лет на разных стройках работаю, но таких, как ты, нигде больше не видел. Почему после тебя всегда надо переделывать? За что бы ни взялся: косяк покрасил, гвоздь вбил, цемент приготовил… Может, ты и впрямь сова? С крыльями вместо рук. Вот молоток и не держится.

– Может, и сова.

* * *

Дима расчистил землю от опавших листьев и обрывков газет, лег на бок, немного согнувшись. Вся природа его ждала и ценила. Он чувствовал, что делает все правильно, что в данный момент он должен быть именно здесь, что ничего иного нет и идти некуда. Тусклое неровное солнце его согрело и поддержало.