Праздники

По телевизору шел мультфильм «Серебряное копытце». Там нагнетающая дрожащая электронная музыка и олень в окне. Жуть страшнее фильмов ужасов. Когда эта музыка началась, дядя Саня уже отрубился. А мне показалось, что сейчас все так и произойдет. У нас в окне появится олень. Этой музыки – не знаю, сколько секунд, но она растянулась, все задрожало: посуда на столе, ставни. Это не из мультфильма, а из дяди Сани – его свист. Или нет, все-таки из телевизора. Она не заканчивается, и олень не появляется. Надо успеть подбежать и занавесить окна. Хотя тогда станет еще страшнее. Когда не видишь, что происходит за занавесками, можно вообразить куда большую жуть, чем есть на самом деле. Если появится олень, то появится, ничего страшного, вскоре исчезнет вместе с этим звуком.

Этот звук из головной боли и из шеи. Наверное, это тело дрожит, а не посуда.

Надо встать, выйти из дома, срочно-срочно. Там уже темно.

Так и не понял, почему в мультике не появился в окне олень и почему растянулась та музыка.

Подошел к окну с другой стороны, посмотрел в комнату. Все мерцало. И даже с улицы пробивался звон, внутри он явно сильнее – значит, дело не только во мне. Во мне здесь дела мало, все устроено именно так.

В такое время легко ходить, если светит луна, а если все блеклое и еще размазан туман, можно сразу заблудиться. Внутри темноты туман кажется бледно-розовым. А звон – как нить в разматывающемся клубке. Нить продевается сквозь шею, плетется дальше, поглощается тем, что есть. А все, что есть, захвачено разлитым пористым облаком. Идти в него или нет – уже неважно. Если вернуться в дом, в мерцание телевизора, сесть на кровати – останется то же самое, протяжное звучание и ожидание. Поэтому можно не возвращаться. Там спит Дядя Саня, лучше не будить, пусть отдыхает.

Прошел вперед. Дальше уже лес. Мы с дедушкой там ходили как-то – правда, ночь была светлой и вполне разглядывались все нужные тропки, нависали силуэты домов. И то он говорил, что до соседних деревень можно не дойти. Силуэты обманывают. Кажется, что ты прошел вперед, а на самом деле лишь покружился вокруг дома. Когда мы шли, я думал: а кто сейчас рядом с нами? Ведь чувствуется, что много кто. Всё же плотное и заполненное присутствием. А кто это? Вряд ли умершие – здесь никогда столько людей не жило, чтобы так облепить. Хотелось провести рукой и спросить: «Ты кто?»

Ведь я, как в том мультфильме, вышел из дома. Как девочка с кошкой. У них там олень вскочил на дом и начал выбивать копытом блестящие шарики или алмазы. А здесь по-другому. Не зима, а тяжелая осень. Нити, бледные пористости, гудение в шее, занавески – короче, я не знаю, где это всё.

Когда прорываешься через плетеные покровы, кажется, что вот-вот что-то раскроется и придешь, куда шел. А никуда ты не придешь, лес – и есть лес.

Небольшое свечение все-таки скапливается. Ведь видно что-то, и все более отчетливо. Наверное, привыкаешь смотреть, глаз подстраивается под темноту. Подожди-подожди, как внутри темноты туман может казаться бледно-розовым? Как он вообще разглядывается? Здесь все на самом деле подсвечивается. Может быть, этот звон раздается от гигантской лампы? Или мерцающий телевизор поставили на дом, чтобы освещал.

Да, светло точно не из-за неба.

Хотя и не светло вовсе.

Потому что приятная теплая ночь. Не знобит, в горле не першит, проводишь рукой по нежному туману и спрашиваешь: «Ты кто?» Я здесь, чтоб тебя беречь. Чтобы ты не заболел. Будешь болеть – будешь грустить. А от грусти тело станет сжиматься и чернеть. Это там, внутри мерцания, ты болел, а здесь нет. Поэтому я здесь, тебя нужно укрыть мягким одеялом.

Так я оказался в лесу.

Если силуэты обманывают, значит, можно идти прямо в них – не столкнешься. Можно идти сквозь деревья, все мягкое и приятное. Никаких преград нет – такой лес. Здесь никого нет, и меня тоже.

Так я оказался в лесу.

А дальше – светящиеся тропинки и чистый звон.

Прошел на силуэты и еще дальше, и все стало ясно. Там стоял дядя Саня и звенел. Этот звук действительно приходил из него, как легкий колокольчик. Дядя Саня. Страшно как на низах. Туберкулез. Лес. Все сырое и жестокое. Мы теперь работаем в лесу. Рубим-пилим елку и сосну. Почему с ним так поступили когда-то где-то, кинули гнить на низы. Что он плохого сделал людям? Он же беспомощный и добрый и всегда таким был. Какое все сырое и жестокое. Нет, лес не такой. И люди не такие. Это обстоятельства.

Свободный Тибет

Посвящается К. С. – голубю Божьему!

Вася вылез из канавки, раскинул руки, открыл себя.

– Дорогое мое. Здесь я, здесь, грей меня, – шепнул он.

Солнце отразилось в глазах Васи. Свет прошел во все места, сделал утро. Вася огляделся, встал, вышел на дорогу. Вмиг показалось, что вдоль всей дороги стоят люди и завороженно смотрят на солнце.

– Что? Нравится солнышко? Мне тоже нравится.