Пражские сказки

Она не знала, что так бывает. Словно что-то сдвинулось внутри, сложилось: и звонок, и эта сумасшедшая поездка, и свиная рулька у пана Ладислава, и дурацкий, дурацкий гроб, и загаданное в тумане желание, и это последнее, многозначительное «ну ладно». Однако внутри у Даши словно раскрылся цветок, с шорохом выпустив тугие прохладные лепестки, и все стало понятно, довольно просто и ужасно сложно.

Матвей сказал: он за то, чтоб все было честно.

Даша врала ему и всем врала.

Это надо исправить, хотя бы наполовину.

Больше не хотелось плакать, телефон она отключила, руки не дрожали. Она подбегала к Матвею и Диме Галахову в перерывах, делая свою работу, улыбаясь им мимолетно, и Тихомиров все смотрел на нее – о, как он на нее смотрел!..

Даше казалось, что, когда он раз за разом идет по Златой улочке, чтобы в энном дубле проделать с каскадерами те же элементы драки, – он идет к ней. Улицу заволокло дымом, сломался вентилятор, Юрьев то ругался, то восторженно восклицал: «Ах, мерзавцы, хороши-то как!» – и Могильный Князь стучал о брусчатку красивым витым жезлом. А Матвей шел, шел, снова и снова, и смотрел в Дашину сторону, но все никак не мог дойти.

Когда через два с половиной часа режиссер сказал заветное «Снято!», все с ног валились: сцена далась неожиданно тяжело. И дело не в большом количестве трюков, исполняемых актерами, не в узком пространстве и не в дыме, который все заполонил, а во внутреннем напряжении. Уж Даша его ощущала в полной мере.

Она разгримировала сначала Галахова, искусно подпорченного во время битвы (храбрый Далимир без боя не сдался), а потом Матвея. За актерами пришла отдельная машина, чтобы отвезти их в отель, однако Тихомиров покачал головой:

– Я поеду в студию. Хочу узнать, что с ассистенткой.

Только тут Даша вспомнила про Лику – вот ведь неблагодарная, забыла почти!

– Можно позвонить и узнать, – предложила Лена, но Матвей покачал головой и от легкого пути отказался.

Они с Дашей не разговаривали, пока не сели в автобус, оказавшийся вовсе не местом для приватных бесед: на сей раз «Мерседес» ехал битком набитый. Матвей огляделся, обронил очередное «ну ладно» и негромко спросил:

– Итак?

– Матвей, – сказала Даша, почему-то очень волнуясь, – ты не обижайся, но я сейчас ничего рассказывать не буду. Не здесь. Если ты действительно хочешь что-то от меня услышать… если тебе интересно… давай после того, как проведаем Лику, уйдем в тихое место, и я скажу, в чем дело. Это не очень просто. Ладно?

– Святый боже, какие глаза у пани! – протянул Матвей, превосходно имитируя чешский акцент. – Колдовские глаза! Пани совсем меня приворожила, я готов делать, что она скажет!

Даша засмеялась, и дальше ехали молча. Матвей достал из сумки плеер и слушал музыку, откинув голову на спинку кресла – устал, видать, – а Даша смотрела в окно, за которым проплывала лучистая вечерняя Прага. Было одновременно хорошо и страшно.

Хорошо – потому что она хоть кому-то скажет. А страшно – потому что неизвестно, как Матвей отреагирует.

«Чтоб все было честно». Как это трудно, святый боже…

На студии разгрузились, разложили все по местам, и только после этого Лена, Даша и Матвей пошли в лазарет. Юля и Марь Иванна тоже хотели пойти, но Янаева их отговорила, сказав, что большому количеству посетителей чешские медсестры точно не обрадуются.

В студийной больнице, насчитывающей аж четыре койки, действительно было очень тихо. И дежурила тут не медсестра, а медбрат, с широким добрым лицом и абсолютным незнанием русского. Зато по-английски он говорил хорошо, и Лена с ним быстро объяснилась. Сначала господин Коуба не хотел впускать поздних гостей, однако Лена сумела убедить его, что это важно. Тем более – как уловила Даша – подопечная все равно не спала.

Лика лежала на уютной, широкой койке за занавеской, слабенькая, но вполне живая. Медбрат Коуба что-то спросил у Лики, и она вдруг ответила ему:

– Декуи, вэлми добрже![4]

– Это болезнь на тебя так повлияла? – спросила, улыбаясь, Даша. – Ты по-чешски заговорила?

– Ой, как хорошо, что вы пришли, – Анжелика приподнялась, села, и медбрат, убедившись, что с ней все нормально, ушел. – Меня не отпускают, и из книг только старый-старый разговорник. Я там вычитала…

– Анжелика, мы рады, что вы идете на поправку, – прервала ее сбивчивую речь Лена, – но мы должны знать, что произошло. Мы изрядно переволновались.

– Ох, простите. – Лика порозовела и затеребила край одеяла. – Я не хотела никому доставить неприятностей… Извините…

– Все в порядке, – успокоила ее Даша, – просто мы хотим знать, что произошло. Ты была в городе с нашими, так?

Анжелика кивнула.

– Мы гуляли и танцевали…

– А что было потом?

Лика помолчала, отвела взгляд, потом снова взглянула на посетителей.

– Вы мне не поверите…

– Анжелика, – сказал Тихомиров, – мы вас сегодня днем нашли спящей в гробу. Давайте, попробуйте удивить нас еще сильнее. Как вы там оказались?

– Меня туда положил вампир, – еле слышно прошептала ассистентка.

Даша почувствовала себя героиней абсурдной драмы. Сценаристы где-то явно перегнули палку – а может, курили марихуану, потому и получился полный бред.