Пражские сказки

– Мы с Казимиром были как шпионы. Он рано утром подъехал к моему дому и забрал меня, на машине отвез в аэропорт, и я прилетела сюда. А потом Ферапонтов выяснил, что я сбежала, и начал названивать. Я в тот день забыла телефон в гримерной, пришла, а там куча неотвеченных вызовов. Вот я и ревела в твою рубашку, Матвей, – сказала Даша, распрямляя ссутуленные плечи. Хватит праздновать труса, нужно вести себя достойно и отвечать за свои поступки. – Не потому, что я все еще пугалась, а потому, что я такая глупая и нерешительная и навлекла неприятности на себя и, может, маму. И еще с Ирой так поступила, всех обманула. Ты вправе меня презирать.

Тихомиров помолчал, а потом задумчиво поинтересовался:

– Я, конечно, вправе. И не стану отрицать, что так поступать не следовало, это действительно против студийных правил. Хотя ты немного не права, и вряд ли кто-то заметит это в нашем вечном российском бардаке. Если гримерша Ирина не затеет разбирательство и не примется дотошно выяснять, почему ее вместо Праги отправили в Турцию и кто ей звонил, ты имеешь все шансы избежать уголовной ответственности. Это я тебе, голуба, говорю как краевед. – Он помолчал. – Но с презрением я повременю, Дарья, если ты мне позволишь. Спасибо, что рассказала. Я не хотел бы, чтобы у тебя сложилось превратное представление о том, будто я одобряю такой поступок, но не хочу вводить тебя в заблуждение и уверять, что это сильно испортило мое мнение о тебе. Честно говоря, я подозревал какое-нибудь совершенное… чудачество.

Даша смотрела на него во все глаза.

Раньше, если она откалывала какую-нибудь глупость (а ее поступок иначе, чем глупостью, не назовешь) и об этом узнавал тогдашний Дашин мужчина, все происходило иначе. Он ее ругал. Он смеялся. Он подкалывал. Но еще ни один парень не попытался понять, почему она это сделала, и вместо того, чтобы самоутвердиться за ее счет, – успокоить и помочь. Да еще деликатно назвал эту дикую историю чудачеством. Вот уж, поистине, хорошее воспитание.

Да, она не великого ума девушка. Да, Даша иногда такое делала, что потом бывало ужасно стыдно, и все по легкомыслию и глупости. Умная бы с Гришей Ферапонтовым не связалась, это факт. Но не всем быть Эйнштейнами, и это можно как-то… ну, извинить, что ли?

Матвей Тихомиров не просто извинил – он понял, кажется.

Даша перевела дух и улыбнулась.

– И что ты будешь делать… теперь?

– Что мы будем делать, – сказал Матвей, – так это – ничего страшного. Отложим финал сей драмы до лучших времен. Советую продолжать игнорировать звонки, предупредить твою маму и тетю Евдокию, чтобы не открывали незнакомым, и выбросить это из головы. Многоуважаемый Григорий здесь до тебя не доберется, а по приезде в Москву я посмотрю, что можно сделать.

– Матвей, это ведь… не твои проблемы.

– Не мои, – согласился он легко, – но я иногда так люблю чужие проблемы на завтрак или ужин – не передать, как люблю, Дарья! Особенно если человек мне нравится. – Он наклонился ближе, заговорщически подмигнул и сказал: – Очень нравится.

А потом притянул ее к себе и поцеловал.

Они сидели на берегу Влтавы, погружающейся из золотого сна в пепельный – солнце опускалось все ниже и ниже, – среди цветущих деревьев, рядом с невероятно отъевшимися лебедями, романтичным символом Праги, – и Даше ничего не было ясно, кроме одного: может быть только так и никак иначе.

Матвей сказал, что зверски хочет есть, и они пошли на Староместскую площадь, как самые прилежные туристы. Даша держала Матвея под руку, все еще ошеломленная и не верящая только что произошедшему, а Тихомирову хоть бы хны – идет, улыбается, смотрит по сторонам, любуется цветным стеклом в витринах, ужасными штампованными сувенирами и резными вывесками. И Даша перестала маяться вопросом, пошутил Матвей или нет, звездная это выходка или нет.

Это просто человек, идущий рядом, которому она понравилась. Они вдвоем вечером в чудесном пражском центре. Ничего больше желать не надо, и громоздить тоже не надо.

На подходе к Староместской случилось неизбежное – Матвея узнали. Большая группа русских туристов, следовавшая за гидом, застряла у какого-то дома, и одна из женщин, обернувшись, ахнула:

– Это же Тихомиров! Ой, девочки!.. А можно ваш автограф?

– Конечно, – сказал Матвей, включая «звездную» улыбку, и выпустил Дашину руку, чтобы подписать протянутые ему блокнотики, программки, кто-то даже книжку Донцовой протянул – Тихомиров, не моргнув глазом, подписал.

Пришлось задержаться на некоторое время, так как со всех сторон посыпались вопросы: «А вы в Праге отдыхаете или работаете? А в каком фильме снимаетесь? А долго еще здесь будете? А в Ростов-на-Дону не приедете?» – и прошло минут десять, прежде чем удалось выпутаться. Благодарить следовало гида, которой все это надоело, она согнала заблудших овец в кучку и увела, как Моисей евреев через пустыню.

– Вот поэтому, – сказал Матвей, снова беря Дашу под руку, – я и не хожу по Праге в такое время.

– Ты кокетничаешь, – возразила Даша. – Я же видела, что тебе приятно.