Преданья старины глубокой

— Вострый нож, да лук тугой, ночь глухая, конь гнедой… — напевал Калин, оглядывая избитых русичей и с удовольствием похлопывая по ладони рукоятью нагайки. — Эх, батюшка, а хорошо же поозорничали все-таки!

— Да, неплохо, — согласился Кащей.

Среди пленных были женщины, дети, старики. Были священнослужители — старенький трясущийся попик, худощавый дьякон с выпученными глазами, трое певчих. Но особенно выделялся рослый старик в черной рясе — длиннобородый, со сломанным носом, окровавленным лицом и гневно горящими глазами.

Этот священник доставил татаровьям немало хлопот — именно он защищал храмовые врата до последнего, сражаясь с яростью бешеной росомахи, собственным телом закрывая женщин и детей. Вживе он остался лишь чудом — сабельный удар пришелся вскользь, сорвав широкий лоскут кожи с виска и отрубив ухо. И он единственный из всех стоял прямо, каким-то образом умудряясь глядеть сверху вниз даже на Змея Горыныча.

Отец Онуфрий, архиерей Тиборский не сгибался и перед великими князьями.

— Гореть тебе в геенне огненной, Антихрист! — исступленно прохрипел он, напирая на Кащея. — Что ты сотворил?! Что сотворил?! Да как ты посмел, зелье бесовское?!

— На колени перед царем, собака! — бешено хлестнул его нагайкой Калин.

— Не будет по-твоему, басурман! — ожег его гневным взглядом отец Онуфрий, вздрагивая от удара, но продолжая стоять. На черной рясе расплылась кровавая полоса. — Защити меня, Господь, силою Честного и Животворящего Твоего Креста, и сохрани меня от всякого зла!

— Храбришься?! — фыркнул хан. — Ничего, не таких видали, да и тех ломали! Склонись!

Два батура навалились священнику на плечи, пытаясь опустить его на колени. Но в отце Онуфрии обнаружилась нешуточная сила, совсем не вяжущаяся с его внешностью немощного старика.

— Сказано в Писании — кого убоюсь, если Господь со мной?! — яростно прокричал архиерей, резко разводя руки в стороны. Могучие татаровьины разлетелись, как сухие листья. — Иисусе Христе, Сын Божий, простри длань Твою, огради раба Твоего от козней Нечистого! Сам Господь надо мной защита, и нет страха в душе моей!

— Ну что ж, христианский пес, готовься тогда к смерти… — скрипнул зубами Калин. — Ну-ка, батуры мои, выведите-ка его в поле, да потренируйтесь в стрельбе — посеките его стрелами калеными!

— Нет, — послышался замогильный голос. — Оставьте его… пока что.

Татаровьины послушно отступили, низко кланяясь бессмертному царю.

Кащей смерил гордого архиерея ледяным взглядом и сухо произнес:

— Забавно. Так значит, ты и меня не боишься?

— Тебя ли мне бояться?! — презрительно процедил, чуть ли не сплюнул отец Онуфрий. — Я — слуга Господа, и нет силы превыше Его! Что ты можешь мне сделать, нехристь сатанинская?!

— Убить.

— И всего-то?! — едва не расхохотался архиерей. — Пугай сим татарву свою поганую — истинно верующему смерть не страшна!

— Забавно, — проявил легкую заинтересованность Кащей. — А что насчет пыток? Я могу заставить тебя молить о смерти, поп. Хочешь?

— Тело мое ты волен истерзать, ибо сила за тобой, — не стал спорить отец Онуфрий. — Но тело — это лишь грешная тленная оболочка. Муки плоти — ничто! А дух мой крепче стены каменной!

— Не слишком удачная аналогия, — указал на развалины Ратича Кащей. — Как видишь, каменные стены передо мной не устояли.

— Но дух мой — устоит!

— Может, проверить? — задумался Кащей. — Хек. Хек. Хек.

Старик в короне взвесил на руке перун-громобой, нацелился в отца Онуфрия… но в последний миг перевел прицел чуть правее, испепелив какого-то мальчишку. Тот только вскрикнул и упал почерневшей головешкой. В воздухе запахло жареным мясом.

Лицо священника резко осунулось и заострилось. Только чудовищным усилием воли он удержал себя в руках — гнев, клокочущий в душе, требовал броситься и задушить проклятого палача голыми руками. Однако разумом отец Онуфрий прекрасно понимал, что ни малейшего проку от этого не будет — так просто Кащея не убьешь…

Тот некоторое время смотрел на священника, а потом пожал плечами, и перун ударил еще одной молнией. Теперь погибла юная девушка.

— Да воскреснет Бог, да расточатся враги Его!!! — все-таки не выдержал отец Онуфрий.

Архиерей выставил перед собой тяжелый медный крест и бросился на Кащея, лелея нешуточную надежду, что символ святой веры заставит это отродье Сатаны рассыпаться на месте. Однако бессмертный царь одним быстрым движением вырвал крест, а другим — швырнул наземь его владельца.

— Забавный предмет, — посмотрел на взятую добычу Кащей. — Полагаю, он должен был как-то мне повредить?

— Ты… ты…

— Сожалею, что разочаровал, — отбросил прочь крест Кащей. На ладони у него остался белый след, точно от ожога, но тут же исчез. — Боюсь, я не имею отношения к тому, кого казнил Понтий Пилат. Символ Распятого мне не страшен.

Отец Онуфрий с трудом поднялся на ноги, отряхнул рясу и глянул на Кащея исподлобья, с неутолимой злобой. Старческие пальцы мелко дрожали от бессильного бешенства.

— Теперь нам убить его? — нетерпеливо спросил Калин.

— Нет, — отстранил его Кащей. — Не нужно. Я оставлю тебя вживе, поп. Но ты выполнишь одно мое поручение.