Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»

— Оставь уже этого пса. Тут ни Абира, ни Ункэн, ни Совака не помогут, лучше уж я сам успокою и приманю эту собаку, — достал из-за пазухи жареные рисовые колобки, заготовленные на обед, и показал псу. «Коро-коро-коро!» — позвал он его. Хоть и очень злой был тот пёс, но, увидев жареные колобки, живо завилял хвостом и подбежал, а у ямабуси душа ушла в пятки. «Надо же, как ловко!» — восхитились те, кто там был, с тем и разошлись.

^{Иккю достал из-за пазухи жареные рисовые колобки, заготовленные на обед, и показал псу: «Коро-коро-коро!» — позвал он его. Хоть и очень злой был тот пёс, но, увидев жареные колобки, живо завилял хвостом и подбежал, а у ямабуси душа ушла в пятки.}

8 Как Иккю бросил мёртвую женщину в реку Камо, а также о том, как она обрела просветление

У некоего человека почила жена, а перед смертью сказала: «Дожив до этих лет, не ведала я ни о Будде, ни о Законе, так и приходится умирать. А женщина ведь особо грешна, и неспокойно мне за свою будущую жизнь. Ходят разговоры, что Иккю из Мурасакино — это Бодхидхарма нашего времени, и хочу получить посмертное наставление-индо от него!» — так молила она, и супруг её и дети с плачем направились к Иккю и рассказали ему о том.

— Если, до таких лет дожив, не знала о Будде и Законе, то обычным образом её наставить будет непросто. Но всё-таки дам я ей фразу-наставление, при помощи которой она спасётся. Устроим ей погребение в воде, так что несите её к реке Камо! — Тут же встал и пошёл с ними к реке. Сказал:

— Давайте тело! — привязал к шее покойной верёвку, взвалил на плечо и, встав на берегу, возгласил: — Остановить лодку на ночь с любимым, у слиянья двух рек, чтоб волна нам была изголовьем… Такова быстротечная жизнь — не просыпаясь, видеть сон о плывущем мире…[73] — и с этими словами швырнул труп в реку и пошёл домой.

Супруг и дети покойной оторопели, и в смешанных чувствах рассудили: «Это ведь всего лишь фраза из пьесы „Эгути“! Разве можно достичь просветления от этого?» — достали труп, предали земле и попросили преподобного из какого-то храма произнести наставление.

С того вечера тот муж и дети его затряслись, как в лихорадке, и приснился им сон — как наяву явилась к ним покойная и говорила: «Я обрела плод Учения благодаря наставлению Иккю, а из-за вашего усердия и наставления того преподобного я снова блуждаю во тьме[74]. Просите Иккю снова, не то и мужа, и детей я возьму за руку и уведу за реку Сандзу![75]»

Муж и дети опомнились: «Ну надо же!» — пошли к Иккю и рассказали обо всём. Он отказался ещё раз идти:

— Я уже раз её наставил, а вы просили ещё кого-то!

Но супруг с детьми так плакали и молили, что он сжалился:

— Ну что уж, раз так! — наказал вырыть труп, снова пошёл к реке, встал на берегу и сказал: — Подобно каштану, что роняет плоды в воды великой реки, лишь тело отбросив — можно спастись![76] — и швырнул труп в воду. В тот же вечер она вновь явилась им во сне: «Благодаря прекрасному наставлению — я спасена!» — и улетела от них на белом облаке в сторону Запада[77]. Все думали, что то была завидная доля.

9 Как Иккю сочинял пьесу о горной ведьме и ходил на гору Хиэй, а также о том, как хиэйские монахи просили его написать каллиграфический свиток

Когда Иккю сочинял пьесу о горной ведьме для театра Но, он пошёл на гору Хиэй к одному человеку, с которым они были дружны, чтобы посоветоваться. Он спросил:

— Как лучше продолжить строки: «Будды есть в этом мире, есть в нем разные твари, и среди несчётных созданий блуждает горная ведьма»? — а тот, будучи человеком сведущим, отвечал:

— «Весной зеленеет ива, лепестки сливы алеют»[78] будет в самый раз.

Иккю обрадовался:

— Как вы хорошо предложили! Иве свойственно быть зелёной, сливе — быть красной, а людям свойственно развлекаться стихосложением!

— Так и есть! — И они рассмеялись. Воистину, родственные души тянутся друг к другу!

Получив такой хороший совет, Иккю пошёл поклониться местным святыням. Монахи горы Хиэй, прослышав об этом, заговорили:

— Иккю известен своим искусством владения кистью! — из рук в руки передавали бумагу и тушечницы. Иккю подумал: «Они только называются буддистами, наверняка эти монахи и читать не умеют! Ладно, напишу им что-нибудь», быстро набросал им какие-то сложные для чтения строки и отдал им.

Собрались монахи со всей горы:

— Раз такой известный монах, мастер каллиграфии, посетил наш монастырь, нужно его просить написать что-то такое, что станет драгоценностью нашего монастыря в веках! — говорили они, а бывший среди них старый монах сказал: