Предания Синих камней

Можно попытаться рассудить в том смысле, что более близкие к большим населённым пунктам камни оказались с течением времени сплошь уничтожены как языческие, а уцелеть им удалось лишь на периферии. Или что камни сбрасывали с холмов при установлении христианства. Но мы знаем и то, что церковь вполне успешно инкорпорировала и камни, и священные источники в свою систему культовых объектов, благо оснований удалось отыскать предостаточно. Камни могли оказаться даже внутри храмов, а то и часовню могли поставить прямо на камне (как в городе Коневец Ленинградской области, например). Иными словами, способы были разные, а результат нередко один.

Часовня на Конь-камне. Ленинградская область

Да, формы камнепочитания могли вызывать отрицательную реакцию, но здесь многое зависело от местного священника, церковных властей и форм почитания конкретного объекта в живой традиции. И всё же получавшаяся в итоге сложная смесь прекрасно описана фольклористом Лаурой Старк: «Народная религия не является ни “загрязнением” христианства этническими народными верования, ни “неправильным толкованием” христианства безграмотным сельским населением, но функциональной системой, в которой востребованы и преобразованы в синкретическое единое целое наиболее полезные элементы каждой системы верований»[180].

Вообще допущение о самом существовании у восточных славян коронационных камней или их семантических аналогов не согласуется на первый (и даже на второй) взгляд даже с местонахождением и формами культа наших священных валунов, мы просто не видим подобных упоминаний для восточных славян. Но параллели всё равно имеются, только некоторым образом косвенные. Больше удаётся найти лишь совсем в глубине.

Например, в том 2 словаря «Славянские древности» в статье «Камень» читаем: «Представления о каменном небе и Боге, восседающем на каменном престоле…»[181]

К первым тоже относились как к сакральным и чудотворным, шли за плодородием, здоровьем или с иными сходными просьбами. Можно даже вспомнить свидетельство летописца, что два славянских племени – вятичи и радимичи – происходят «от ляхов» и, значит, могли некие варианты обычая сохранять, но всё это слова, предположения.

В уже упомянутой публикации «К изучению культовых камней» Н. А. Макаров и А. В. Чернецов критикуют коллегу, приводя в том числе следующий довод: «А. А. Александров связывает почитание камней с культом бога Велеса. <…> В исследованиях по славянской языческой мифологии горы, камни и священные деревья обычно рассматриваются как атрибуты Перуна, а отнюдь не Велеса»[182].

Совсем непонятно получается. С одной стороны, многие культовые камни, как показывали на протяжении лет множество авторов, отечественных и не только, прекрасно соотносятся именно с культом Велеса, которого традиционно считают (среди прочего) и владыкой подземного мира, подателем плодородия и проводником душ усопших. Вот, скажем, В. В. Седов уверенно пишет о следовиках: «Анализ ритуалов, совершаемых у культовых камней, и связанных с ними поверий дает основания для отнесения следовиков с изображениями стопы человека к объектам культа Велеса/Волоса»[183].

С другой стороны, сказано: «камни и священные деревья» – атрибуты Перуна.

Неувязка? Противоречие?

Действительно, имеются почитаемые камни, прямо носящие имя Перуна или как-то соотносимые с ним (возможно, на них переходит культ Ильи-пророка, заместившего древнего громовника). Известны они в Белоруссии, на Русском Севере… Но их не так много, и столь широкое обобщение, стремление атрибутировать все почитаемые валуны через бога-громовника кажется поспешным. Вы, наверное, согласитесь с этим, вспомнив весь изложенный выше материал.

Только если отбросить расхожие в общем-то стереотипы, мы получим возможность это противоречие разрешить и сделать его мнимым. Имеется простой и очевидный вариант, который может примирить взаимоисключающие на первый взгляд подходы.

Пусть мы ничего не знаем о том, были ли у восточных славян престольные камни, выполнявшие функции, аналогичные тем, которые отмечены у славян западных. Но зато мы можем ещё раз обратить внимание на местоположение одних – на кургане, на горе, в открытом поле – и других – «в бояраку», в низине, на берегу реки…