Я больше не дергаюсь, но все равно царапаю его взглядом. Кровожадно надеюсь, что ощутимо.
— Мне ты сказал, что она "неплохая", а гугл куда более красноречив. — Развожу руками, но Слава за жестами не следит. — Как «неплохой» может быть предательница?
Ответом мне служит тишина и прямой взгляд. Какие именно слова за ним прячутся — не могу считать. Он явно злится. Явно недоволен. Явно не хочет вот сейчас и об этом. И из-за этого я-то хочу еще сильнее.
Всем своим видом даю понять, что жду внятного ответа. И, кажется, побеждаю его нежелание говорить.
Тарнавские сжимает челюсти. Я давно уже этого не боюсь, только влюбляюсь сильнее. И сейчас тоже, пусть в недовольного.
— Кристина — дочь человека, с которым я плотно сотрудничаю, Юля. И с ней я общаюсь как с одним из его представителей. Я не выбираю персоналии. Я и сам предпочел бы общаться с Власовым напрямую, но это зависит не от меня, а работать как-то надо.
Его слова звучат очень рационально. Цепляться за отдельные и выворачивать их не поднимается рука. Или..?
А если в грудной клетке дико печет? Сейчас — еще сильнее, чем все время до его прихода. Я слишком хорошо понимаю, что могу потерять. И чувствую. Черт, я чувствую, что она до сих пор на него претендует!
— Она замужем?
Слава вздыхает.
— Юль…
— Нет, ты ответь…
— В душе не ебу.
Тарнавский снимает руки с моих бедер и разводит их. Я несдержано фыркаю. Сужаю глаза и практически шиплю:
— Все ты ебешь.
Видимо, уже мой взгляд горит так, что продолжать игнорировать сложно. Но еще, к собственному стыду, я замечаю в карих глазах смешинки.
— А гугл не помог? — Игнорирую иронию Тарнавского, плотно сжимая губы. Он долго и не ждет ответа. Вздыхает и снова сдается: — Я не знаю, есть ли у нее сейчас кто-то.
— Ты ей неравнодушен. — Выпаливаю, даже не дослушав.
— Юля, — Тарнавский забрасывает голову назад. Смотрит в мой потолок. А я тем временем — на него, еще сильнее подкипая. — Я иногда забываю, что тебе двадцать.
Его задумчивое наблюдение сбивает с толку. Назревавшая тирада рассыпается хаотичными обрывками слов. Щеки становятся пунцовыми.
Слава отталкивается затылком от спинки и возвращается взглядом ко мне. Улыбается. Но снисхождения я не хочу. Как и быть в его глазах дурной малолеткой.
— Если бы мне было тридцать и к моему… Мужчине искала подходы его бывшая, я задавала бы те же вопросы. И так же. Не надо выставлять меня дурой.
— Я не о том, Юль. Ты не дура. Просто… — Он встряхивает головой, борется с улыбкой. Не прямо побеждает, но очень старается. — Я имею право сказать? Или с гуглом не поспоришь?
Я трачу всю себя на то, чтобы просто смолчать. Слава выдерживает паузу в несколько секунд, а потом кивает и произносит:
— Я коммуницирую с ее отцом, Юля. По возможности — напрямую. Если нет — у него есть доверенные люди. Почему именно Кристину он посадил у ту комнату — не знаю. Не всегда жизнь учитывает наши интересы. Иногда приходится переступать через себя и взаимодействовать с людьми, которые не вызывают нежных чувств.
По мере пояснения взгляд Славы снова становится серьезным. Теперь молчу уже я.
Он выжидает и спрашивает:
— Тебе кто-то в уши льет? — Вопрос звучит неожиданно. Мой взгляд спускается на мужскую грудную клетку.
Мне? Кто?
Против воли вспоминаю Лизу и ее едкие слова. Прокашливаюсь.
— Мне в уши недоливают, — смотрю из-под ресниц. Сердце ускоряется. Не хочу о Лизе. Ни о ком не хочу. — Ты.
Слава снова улыбается. Уже мягче. И я так же в ответ.
— Если бы ты сказал сразу, или даже заранее — я себя не накручивала бы.
— Спорно… — Тарнавский парирует, склонив голову к уху. Смотрит на меня внимательно. Смущает, конечно же. — Ты ревнивая.
Желание возразить почти выплескивается из меня опрометчивыми оправданиями, но я вовремя торможу. Прислушиваюсь к себе и признаю его правоту. Очень. Жутко. Смертельно.
— Разве это плохо?
Слава улыбается в открытую. Тянется к моему лицу и гладит кожу. Щекочет подушечками. Скользит от уголка губ вниз.
— Это приятно, но есть нюансы.
Вернувшийся к моим глазам взгляд мужчины уже не настолько острый. Он и сам туманится и меня туманит. Нужно сопротивляться или..?
— В ком ты не уверена, Юля? Во мне или себе? — Слава спрашивает, сведя брови, и в то же время поглаживает кожу под подбородком.
— Наверное, все слишком хорошо. Отсюда неуверенность.
Мое признание вызывает ухмылку, за которую я уже не обижаюсь.
Заданные, но оставленные без на сто процентов удовлетворительных ответов, вопросы повисают в воздухе пущенными нитями, а Слава снова рывком тянет меня ближе к себе.
— Ты ж юрист, малая, — меняет тон и лексикон. Дразнит губы жаром дыхания. Задевает своими ресницами мои. — Что насчет приоритетного изучения первоисточников?
Даю трогать мои губы своими. Сначала коротко и нежно. Потом настойчивее.
— У первоисточника дрянной характер. Он на прямые вопросы отвечает через раз, — колю, но уже без злости и напора.
Мы целуемся, трогаем друг друга. Слава ловит кураж, я — его настроение. Сразу хочется и про встречу спросить. И про планы. И про знакомство с мамой пошутить.