Преданная. Невеста (СИ)

Я принимаю решение, что он пожалеет. Как бы больно ни было мне. Он. Пожалеет.

— Спасибо за предложение, но я хочу к себе.

Глава 17

Юля

Я никогда не была сильна в подлости и подставах.

Не опущусь до них, что бы в моей жизни ни случилось. Но сохранить собственную гордость, а еще задеть хотя бы в половину так же сильно, как Слава задел меня, хочется.

Он думает, что контролирует глупышку?

Сюрпрайз-сюрпрайз, ваша честь.

Глупышка у вас с тайной начинкой. Не скажу, что приятной.

Ставлю чашку с крепким черным кофе на поднос рядом с блюдом, на котором выложено печенье.

Сердце колотится бешено. Мне страшно, гадко, отчаяно, но я обретаю смысл в новой роли.

Вы связались с сукой, господин судья. И чтобы дать вам это понять, я начну издалека.

Тяну вниз соблазнительную юбку-карандаш. Наряжаю губы в улыбку. Беру в руки поднос и подхожу к двери в его кабинет.

Стучусь. Слышу приглушенное из-за дерева:

— Да, — и жму ручку вниз.

Заглядываю. Улыбаюсь еще лучезарней. Сейчас это легко, потому что обида подталкивает к ответной жестокости. Ты играешь со мной? Отлично. Я тоже с тобой поиграю.

Хлопаю ресницами и вхожу в кабинет, провожаемая пристальным взглядом.

Я впервые за последние дни такая ласковая. Не баловала его ни улыбкой, ни хорошим настроением, ни… Сексом. От мысли, что и сексом нам тоже придется заняться, сейчас меня подташнивает. Но я смогу.

Я утащу его на такое же дно, на которое должна была упасть сама.

Я знаю, что его триггерит.

— Ты обед пропустил. Я купила печенья и…

Ставлю поднос за судейский ноутбук. Все так же — под внимательным взглядом, без спросу размещаю предметы по не пустующему столу.

Когда Слава работает — вокруг часто хаос. Раньше я этому умилялась. Пыталась внести лепту системности в безрамочное творчество. Но сейчас и это кажется наивным, бессмысленным, глупым.

Все наши прошлые отношения заливает грязью новых смыслов.

Я и сейчас, наверное, смешу его и раздражаю самодеятельность. Но теперь я хотя бы к этому готова.

Заканчиваю с угощениями, поднимаю глаза и улыбаюсь, напрочь игнорируя тот факт, что он все такой же хмурый.

— Я не голодный. Но спасибо.

Перед глазами очень невовремя картина из нашего сладкого, обманчивого прошлого. В наш ненастоящий медовый месяц мы очень-очень-очень много занимались сексом. Напрочь игнорировали другие потребности. Однажды увлеклись так сильно, что опомнились с осознанием зверского голода и невозможности ждать любую из доставок. У Славы дома из еды нашлось только какое-то подарочное печенье. Мы топтали его прямо в кровати. Потом снова занимались сексом уже на крошках. Это было так вкусно…

Я даже сейчас не в состоянии поверить, что можно было так отыгрывать желание. Я ему, наверное, все же немного нравлюсь. Или нравилась.

Смаргиваю.

— А ты поела?

Псевдо-забота в очередной раз разбивает сердце. Выравниваюсь и киваю:

— Да, я поела. Ходила с аппаратом. Новое место. Немного денег твоих потратила, — кокетничаю, пытаясь играть себя же недельной давности. Легкую и в чем-то легкомысленную. Доверчиваю. Влюбленную.

Готовую встать с рабочего места по кивку, зайти следом за ним в кабинет и отдаться хоть на столе, хоть у стены.

Движусь вдоль рабочего места судьи, ведя пальцем по темному дереву. Смотрю на пустую стену со следом рамы.

Тарнавский стабильно выигрывает войнушки, в которые ввязывается. Петрович не смог спасти свой бесценный реликт. Уродская картина давно выброшена на мусорник.

А я впервые чувствую себя настолько с ней близкой. Придет мое время — тоже выбросит.

Судья звенит фарфором. Оглядываюсь — он берет в руки мою чашку и прижимает к губам.

Глотает — мои глаза слетают вниз и следят за движением кадыка.

Слишком бурное воображение снова рисует. Ночь. Тишина. Вокруг нас — влажный воздух. Мы сами — тоже влажные. Я сижу на его бедрах, упираюсь ладонями в грудь и покачиваюсь на раскаленном члене. Прижимаюсь к шее губами. Веду языком по горбинке. Ягодицы сжимают мужские пальцы. В висок врезается нетерпеливое: «Юлька, блять». Я ускоряюсь, он вдавливает в себя сильнее…

Между ног становится горячо.

Мне — гадко.

Я сбиваю видение, часто моргая.

— Вкусный кофе, спасибо.

Механически улыбаюсь. Отмахиваюсь.

— Это не мне спасибо, а твоей кофемашине.

Смотрю на закрытую дверь, чтобы перевести дух.

Вместе с решением играть с теми, кто играет со мной, мне не стало легче.

Хотя кто сказал, что должно было?

Чтобы решиться на дальнейшую реализацию своего плана, приходится практически толкать себя же в спину.

Снова качает. Тянет в искренность. Хочу сказать ему: со мной так нельзя!, но боюсь услышать в ответ, что ему всё можно.

Жмурюсь на секунду. Отталкиваюсь.

Подхожу к двери и с щелчком закрываю. Оборачиваюсь. Расплываюсь в лицемерной улыбке.

Улавливаю в судейском взгляде настороженность. Это то, что я должна победить. Усыпить его бдительность. Вернуть себе медаль послушной игрушки-любовницы. А потом…

Потом будет потом.

Внутри бурлит адреналин, когда обхожу стол и устраиваюсь ягодицами на уголке.

Смотрю вниз. Складываю руки на груди.