Изнываю от нетерпения в лифте, чувствуя кожей раздевающий взгляд. Послушно беру из рук мужчины ключи и открываю квартиру, пока он гладит мои бедра через ткань и целует в шею сзади. Дышит в затылок. Бодает носом в висок. Толкает вглубь.
Разворачивает, подхватывает на руки.
Дверь снова закрывается с грохотом, но этот не бежит по позвоночнику страхом.
Ужасно, но я до сих пор чувствую происходящее вот сейчас органичным.
Подаюсь к нему навстречу. Поощряю наш порочный поцелуй.
Слава пытается снять с моего плеча сумочку, но я придерживаю.
— Нахуя она тебе? — Спрашивает, продолжая жечь ресницы огненным взглядом.
Цветы остались в машине. Мне кажется, там и умрут. Мы о них забыли.
В машине же осталось и его напускное душа-компании настроение. Сейчас я вижу на глубине глаз нетерпение. Возможно, раздражение. Возможно, злость.
Чему верить?
Правильно, ничему.
— Там телефон.
Он смаргивает и выдает тихое: «заебало уже». Но не усугубляет.
Ему похуй.
Несет меня в спальню. А я позволяю.
И сама не знаю: хочу протрезветь или нет. Хочу секса или нет.
Под моим телом пружинит матрас. Из света — только ночники над тумбами.
Я раньше обожала заниматься сексом под ними. Это не так неловко, как совсем при свете, но и насмотреться тоже можно. Как перекатываются его мышцы под кожей. Как напрягаются руки. Как на висках выступают капельки. Как смотрит. Как хочет…
Низ живота сводит. Я тоже хочу.
Позволяю смотреть в глаза. Позволяю пить до дна. Позволяю стянуть с себя платье и колготки вместе с бельем.
Под шкалящий пульс слежу, как он сдергивает с себя рубашку, расстегивает ремень. Опускается коленом на кровать и разводит мои бедра широко.
Промежность шпарит кипятком и взглядом. Я прячусь в руках.
Пульс еще чаще. Перед глазами — бесконечные красные вспышки. Мозг кричит, что мне нельзя. Кусаю губы до крови, чувствуя прикосновение мужских пальцев к половым губам.
Слава ложится сверху, открываюсь и подаюсь губами к губам.
Целует, как я люблю. Гладит, как я люблю. Пальчики на ногах поджимаются. Я жмурюсь и кривлюсь.
— Глаза, Юль.
Мотаю головой.
Не хочу глаза открывать.
Он ласкает настойчивей. Сначала — острее. Потом — даже больно.
Охаю, цепляюсь за плечи и пытаюсь чуть отползти, но он не дает. Чувствую давление на своем плече. Все же открываю глаза и встречаюсь с темным-темным взглядом.
В нем слишком много всего. В частности, сомнений. Возбуждение рассеивается. Остается осознание, что я в западне. Под ним.
— Слав…
Снова давлю на плечи и пытаюсь увернуться от рук. Он не дает.
Ищет губы. Я отворачиваюсь.
— Я хочу в ванную, Слав.
— Зачем?
— Я в душе утром только была. Мне некомфортно.
Выпаливаю и выжидающе смотрю в глаза. Продолжаю чувствовать движение пальцев между ног. Только вместо ярких вспышек удовольствия это дарит мне неловкость. Я сама чувствую, как сохну.
И он чувствует. Только в ванную почему-то не пускает.
Обводит вход. Проезжается к клитору. Я не хочу. Рефлекторно дергаю коленями навстречу друг к другу. Бедра сжимают горячий торс.
Он все понимает. Понимает, но не сдается.
— Что мне сделать? — Спрашивает, имея в виду, конечно же, не мою просьбу. — Как мне сделать?
Горло сжимает непроизнесенное:
Мотаю головой и снова давлю на плечи.
Настойчивей выбираюсь из-под тяжелого тела.
— Никак. Я в ванную хочу. Можно?
Не уверена, что можно, но он откатывается, а я пользуюсь возможностью.
Мажу взглядом по стоящему колом члену. В лицо ему не рискую посмотреть.
Быстро соскакиваю с кровати и несусь прочь. Только у двери оглядываюсь и разбиваюсь о широкую напряженную спину.
Кажется, на ходу учусь читать мысли. «Такой вечер — и тот в пизду».
Закрывшись, долго не могу привести себя в порядок. Руки дрожат. В голове сумбур. Плещу водой в лицо. Стою над раковиной, дыша в слив. Смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Сижу на полу, обняв колени.
Хочу одного: выйти и застать его спящим. Знаю, что этого не будет, но и говорить я не готова.
Зачем поехала, дура? Вот зачем поехала?!
Выхожу, когда все допустимые и недопустимые сроки для обоснованной задержки явно вышли.
Моя надежда, конечно же, не оправдывается.
Тарнавский сидит на кровати спиной к двери.
Я тихо кашляю — оглядывается.
Я убеждаюсь в том, что все напускное слетело. В его взгляде то же, что было вечером в моей квартире.
Сомненья. Сомненья. Сомненья. Облегчить их? С чего вдруг.
Дальше мой взгляд опускается. Сердце холодеет.
Он держит в руке мою сумочку. В другой — телефон.
— Это мои вещи. Слав…
Сама понимаю, насколько глупо выглядят мои возмущения, но…
Тарнавский хмыкает. Встает. Обходит кровать и направляется ко мне. Я при этом предпочитаю смотреть не на него, а на то и дело вспыхивающий экраном мобильный.
— Я на авиа поставила.
— Я отключил. До тебя тут достучаться очень хотят.
В висках так лупит, что аж больно. Я прокашливаюсь и заставляю себя поднять глаза. На лице Славы больше нет того тепла и всепрощения. И ямочки больше на шутку не отзовутся.