Ведет пальцами по влажным распущенным волосам. С них, тем временем, дорожками вода стекает по моей спине на его ноги.
Тарнавский держит интригу, а я изнываю. От любви. От счастья. От нетерпения.
— Восьмерочку.
— Вот черт! — ругаюсь несдержано и кусаю его за подбородок. Он вряд ли ожидал. Смеется.
На моей ягодице сжимается ладонь. Потом я чувствую звонкий шлепок.
Это можно. Нам сейчас всё можно. Мы одни на Родосской вилле. У нас личный бассейн. Огромная спальня с панорамными окнами, ведущими на него и дальше — на море. Мы катаемся по острову, едим креветки, размером с мое предплечье. Моя галерея под завязку забита фотографиями. Иногда кажется, что еще немного и полностью будем состоять из вина, соленой воды и солнца.
Вокруг нет никого, кто знал бы нас, осуждал или завидовал. Есть только мы, свобода и вседозволенность.
— Почему восемь? Я же хорошо нырнула! Разве брызги были?
— Жопу оттопырила опять.
— Твою м… — Детство давно прошло, а жопа все так же, как поплавок.
— Не ругайся, Юль.
Слушаюсь. Усмиряю свой азартный пыл тут же.
Будет десятка, Юль. Будет. А пока…
Смотрю Славе в глаза. Он в ответ. Радужка темнеет. Взгляд спускается к губам. Он не просит, но я подаюсь вперед сама.
— Нам тебя спф-ом снова нужно намазать, — шепчу, приоткрыв рот. Делаю волнообразное движение промежностью по мужским бедрам.
Наша поездка очень напоминает медовый месяц. Только свадьба ему не предшествовала.
Подаюсь еще вперед — встречаемся губами. Несдержано тихо стону, а Слава тянет лямки лифчика на спине. Расслабляет их. Скатывает с плеч бретели. Откладывает на столик рядом со своим телефоном верх моего купальника. Я трусь сосками и его грудь.
У судьи сейчас официальный отпуск, но палиться, что он заграницей, нельзя. Поэтому весь спф я трачу на него. Мажу старательно лицо и тело. Обещаю, что дома еще и поскраблю. Этот вопрос у меня на контроле, но пока мы целуемся, он меня трогает. Гладит ягодицы, спину, грудь. Подключаем языки. Я скольжу по возбуждению активней. Упираюсь в покрытую жесткими волосками грудь ладонями.
Сейчас в нас так много чувств, что это кажется нереальным.
Сколько бы я не пыталась занырнуть показательно глубоко в бассейне, свое самое глубокое погружение не повторю. Оно было в ложь. Отчасти чужую, отчасти самообман.
Я до самой смерти буду благодарить Славу за то, что сделал для нас. Когда пытаюсь вслух — он злится, поэтому куда чаще я благодарю про себя.
Мы правда почти все разрушили. Я почти все разрушила. Он не дал. Он научил не только нырять, но и выныривать.
Я слышу, что его телефон жужжит и жужжит. Но отвлекаю собой, как могу.
Я тоже в официальном отпуске, но нам не нужно, чтобы степень загара связывали. Уже не из-за Смолина, а потому, что вывести меня надо красиво.
Отвечать на сообщения и звонки Лизиного отца Слава мне запретил. Они так и висят целой чередой не прочитанных. Что будет дальше — я пока не знаю. Но Тарнавский четко дал понять: дальше уже без меня.
Теперь я знаю, зачем он ввел меня в свой испугавший до колик в желудке круг. Ему казалось, это гарантирует мне защиту на случай… На случай, который я не хочу произносить даже в голове. Он правда очень верит Власову.
А я снова верю ему.
Чувствую, как сдвигает ткань плавок. Трогает пальцами между ног. Я отрываюсь от губ и нетерпеливо в них дышу.
Мы уже занимались сексом почти везде. В шезлонге тоже. Это неудобно, но я согласна.
Смотрю в глаза, позволяя впитывать свое желание. Знаю, что ему это нравится. Ему это важно.
Он обводит клитор и надавливает. Я упираюсь лбом в лоб и приподнимаюсь.
— Ещё? — киваю в ответ на вопрос.
Повторяет. Вводит палец, а я хочу член.
Сама тянусь к губам за поцелуем и приспускаю плавки. Мы почти спаиваемся, но мобильный судьи начинает жужжать входящим звонком.
Я оглядываюсь, по щеке едут его губы и раздраженное:
— Сука.
Вижу имя на экране и непроизвольно сжимаю плечи. Торможу.
— Это Аркадий Дмитриевич, — я с Власовым не знакома и уже вряд ли буду, но знаю о нем много. И почему-то уважаю. Это сложно объяснить. Что-то на интуитивном.
Пальцы Славы тоже замирают. Мы несколько секунд просто смотрим друг другу в глаза.
В прошлой жизни моих страхов, сомнений и неуверенности в себе и в нас, предпочти он сексу со мной разговор по телефону — восприняла бы это, как удар. Теперь все иначе. Теперь я куда больше верю в нас.
Слава выдыхает и смыкает веки. Я, качнувшись, прикасаюсь к его губам.
— Бери. Я в душ схожу.
Прежде, чем слезть, покрываю поцелуями подбородок, грудь, живот. Колеблюсь немного, но обхватываю пальцами член и беру глубоко. Разок.
— Юлька, блять.
— Оно само! — поднимаюсь и отскакиваю.
Это не спасает. По заднице все равно прилетает. Я оглядываюсь и обиженно дую губы. У Тарнавского глаза так горят, что я не сомневаюсь — поговорит и мне пиздец.
Я согласна.
Отдираю взгляд от него, успев увидеть, как он тянется за мобильным и подносит к уху, произнося:
— Добрый день, Аркадий.
Чтобы не подслушивать — ускоряюсь.
Захожу в контрастно прохладную спальню. Мажу взглядом по расслабленно расстеленной кровати с белоснежными простынями и прохожу прямо в душ.