Преданная. Невеста (СИ)

В желудке неприятно ворочается из-за нервов. Я не могу спокойно относиться к людям из той комнаты. И пусть Айдар Салманов не обливал меня дерьмом, я все равно его опасаюсь.

— Море шумит, слышу… — Его голос звучит спокойно, но по коже все равно мурашки. Я не хочу туда. Я не хочу к ним.

Думаю: может в ванную сбежать?

И не сбегаю.

Внимательно слежу за Славой. Он усмехается в ответ на неприкрытую иронию.

Затягивается и выпускает дым в воздух. Тянется за чашкой кофе.

— Нервы успокаиваю, Айдар Муратович. — За образцовой вежливостью скрывается такая же ирония в ответ. Я чувствую ее. Уверена, Салманов тоже.

— То, что нервы у тебя не к черту, — это факт, — только не подхватывает за Тарнавским напускной игривый тон беседы, а абсолютно серьезным голосом отвечает то, что скорее всего правда думает.

Слава в свою очередь не пытается ни защищаться, ни оправдываться. Курит. Смотрит на море. После паузы коротко и глуховато отвечает:

— Работа нервная.

Видимо, это совсем не то, что хотел бы услышать Салманов. В трубке слышна отборная ругань, но слов я не разбираю. Язык не знаком.

Мой Слава в ответ смеется.

— Я не татарин, Дар. В душе не ебу, ты меня нахуй сейчас послал или замуж позвал. — Мне кажется, перегибает. У меня перед глазами уже мигают красные флажки. Но у него другие допустимые нормы риска, азарта, другие задачи и другие способы их достижения.

— Нахуй послал. Не сомневайся.

Слова ужасны, но даже для меня не звучат обидно. Слава тоже хмыкает. Молчат.

— Давай серьезно, Слав. — Возобновляет дискуссию Салманов.

И Слава идет ему навстречу примирительным:

— Давай серьезно.

После всплеска оба мужчины меняют тон. Слава и визуально меняется — действительно становится куда более серьезным. Докуривает и тушит сигарету о пепельницу. Я вдруг осознаю, что он мог вот так сидеть чуть ли не каждую ночь. Это у меня здесь лучший в мире отпуск. А он… Латает дыры в личном, позволяя разрастаться куда более опасным проблемам в других сферах.

— Ты когда домой?

Мы домой через три дня.

Но Слава не спешит "радовать". Молчит и продолжает давить окурок в пепельницу. Потом прокашливается. Оживает.

— Я думаю может нахуй это домой? Остаться? Хорошо тут, Дар. Всё, что нужно, есть.

В ответ — тишина. Но мне кажется мысленно она заполнена таким же неведомым мне матом.

— Ты неправ, Слав. Всё, что ты делаешь, это глупости.

Тарнавский хмыкает. Меня кроет обидой за него.

— Спасибо, Айдар. Спасибо. Всегда знал, что ты обо мне высокого мнения.

— Я по поступкам, Слав. Ты знаешь.

Слава молчит. Я внутри проговариваю кучу ненужных слов.

Новая пауза увенчивается тяжелым вздохом. Слава прокашливается. Садится ровнее. Берет мобильный в руки.

Я боюсь, что отключит громкую связь. Он оглядывается. Успеваю сомкнуть веки.

Думай, что сплю, Слав. Говори. Я уже не смогу в полном неведенье. Меня хватило на десять дней.

Приподнимаю веки и вижу, что он снова смотрит на море.

В динамик спрашивает:

— Что ты хочешь услышать, Дар? Я возвращаюсь через три дня. Бодрый. Активный. Готовый пиздиться и пиздить. Вы знаете это и без того, чтобы задрачивать меня звонками в первом за хуй знает сколько времени отпуске.

— Я хочу услышать, что план не меняется, Слава. Только это.

— Тогда я должен тебя разочаровать, потому что план меняется. — Слава давит интонацией.

Новая пауза разъедает мою грудную клетку стыдом, как ржавчиной.

Я уже давно поняла, что доводила его до ручки, а по факту проверяла на прочность чувства. И нервы. Они выдержали, а мне ужасно стыдно перед ним за это. И за то, что планы приходится менять.

— Ты все по пизде пускаешь, Слав. Что бы кто тебе ни говорил, и как бы ты сам там себе не придумал — уже поздно. Надо было раньше думать.

Только я об этом даже сказать не могу, а Салманов — может.

Каждая пауза в их разговоре-перепалке сьедает мои нервные клетки. Слава снова закипает:

— Мне извиниться, что не подумал раньше?

— Извинишься перед теми, кто из-за тебя сядет. Мне-то что…

— Сука ты Салманов. — По телу бежит дрожь. — Нахуя нагнетаешь?

— Потому что мне надо тебя впечатлить. — Напряжения достигает пика и летит вниз. Салманов произносит и хмыкает.

Я путаюсь абсолютно и окончательно. Но это я, а Славу сломить не так просто.

— Проебался не один я, Дар. Все немного проебались. Но я не поменяю решение. Я об этом много раз сказал. И Аркадию тоже. Вырулим иначе. Не думаю, что ваше упадничество годится на что-то кроме прессинга на меня.

Я уверена, Салманову есть, что возразить, но он не торопится. Этот диалог в принципе не звучит, как спор, хотя и сдобрен матами, эмоциями, тем самым прессингом.

Я мысленно прошу Славу свернуть его и положить трубку. Волнуюсь. Возможно, по-детски, но хочу отложить проблемы на три оставшихся дня.

Но он другой.

Даже не подозревая об этом, он разбивает мне сердце звучащим максимально искренне: