Он молчит, сильнее сжимая челюсти. Во взгляде по-прежнему отборный мат. Его молчание определенно не означает, что я могу продолжать. Мне лучше заткнуться, но я не могу:
— Меня не пугает Смолин. Мне не сложно делать то, что я пообещала тебе делать. Ты воспринимаешь острее, чем…
— Юля, хватит. — Терпение лопается, но я упрямо мотаю головой. Нет. Не хватит.
— Единственное, за что я боюсь — это за нас. Я дала слабину, это правда. Я чуть не разрушила наши с тобой отношения. Но это не связано со Смолиным. Это были мои личные сомнения. Моя неуверенность. Сейчас всё иначе. А его я не боялась никогда.
Закончив, вижу, что Слава закрывает глаза. От наполненного энтузиазмом судьи в отпуске нет и следа. Он собран. Он зол. Он… Честен.
Размыкает веки. Глаза черные-черные. Склоняется ближе. Сжимает мое лицо ладонями и не дает отвернуться.
Я своими прошу прислушаться. Очень-очень прошу. Молю даже.
— Я повторю еще раз и больше мы к этой теме не возвращаемся. Хорошо, солнце? — Он понижает голос и покрывает его коркой спокойствия. Я не киваю. Да он и не ждет. — Нет, Юля. Я не разрешил тебе выйти. Я тебя вывел. Решение принято. И оно не обсуждается. Тема закрыта.
Качнувшись вперед, он впечатывается губами мне в лоб. Я жмурюсь. Силы мощной волной уходят из тела. Мои пальцы соскальзывают с его колен. Тарнавский встает. Снова подходит к лестнице и уже оттуда командует:
— У нас флайборды, Юль. Собирайся.
В ушах гудит из-за перенапряжения. Я курсирую по спальне, уперев руки в бока и дышу огнем.
Пар не идет разве что из тех самых ушей, а в голове нон-стопом прокручивается очередной наш со Славой спор на, местами, повышенных тонах.
Он еще вчера закрыл вопрос. Тему. Мне рот.
Но это не помогло.
Я продолжаю возвращаться к своему.
Чтобы немного выдохнуть и, скорее всего, не наговорить лишнего, Тарнавский ушел в душ. И я уверена: он надеется вернуться и увидеть, что я наконец-то уяснила.
У нас продолжается марафон интертеймента, в котором совершенно нет места разговорам о важном, серьезном, опасном.
Но завтра — самолет домой. И я понимаю, что не смогу ступить ногой на родную землю и сделать вид, что все пучком.
Нет. Ни черта. Всё плохо. Страшно. Он во мне нуждается не меньше, чем раньше.
Слышу, как в душевой с грохотом на пол летит что-то тяжелой. Дальше приглушенное из-за шума воды:
— Сука блять.
Я замираю.
Знаю, что он злится не на упавшую баночку.
Мурашки бегут от мысли, что может быть сам ее и бросил.
Он очень против моей инициативности.
Очень.
И я прекрасно понимаю его доводы. Сердце до сих пор сжимается, стоит вспомнить его «может я тоже хочу, чтобы Юля мне детей рожала?».
Но как мы сможем идти к своим желаниям, если вокруг — кишащий акулами океан?
Я спрашивала это. Я приводила доводы. Все горохом о бетонную стену.
«Нет».
«Не обсуждается».
«Угомонись, Юль».
«Ты повторяешься».
«Спасибо, не надо».
Мне, блять, надо.
Снова начинает разрывать изнутри. Нет сил терпеть и ждать, пока он выйдет из ванной.
Я подхожу к двери и кладу пальцы на ручку.
Мне кажется, в голове родилось достаточно новых, свежих, сильных аргументов, чтобы продолжить «дискуссию». Стараюсь не думать, что все они разобьются о его категоричность.
Почти нажимаю, когда слышу осточертевшую вибрацию айфона Славы.
Он лежит на кресле и призывно светится. Я до кровавого привкуса во рту закусываю уголок губ.
Я повторяю про себя и отпускаю ручку. Разворачиваюсь. Подхожу к креслу.
Присев на корточки, неотрывно смотрю на имя контакта.
Айдар Салманов.
Это знак.
В ванной выключается вода. Мне надо подняться. Спуститься вниз. Выпить холодной воды и остыть. Дальше — провести наш последний день так, как хочет Слава.
Я перед ним провинилась. Я должна искупить.
Но.
Айдар Салманов прав. Он меня слишком бережет. А я готова делить с ним не только радости, но и трудности. И похуй, что под венец давать подобные клятвы меня пока никто не звал.
Чужой телефон ложится в руку непривычно. Я жму на зеленый телефон. Экран начинает отсчитывать секунды.
— Только не ори на меня сразу, Тарнавский, хорошо?
Слышу знакомый вроде как голос и язык заплетается.
Тут же хочется скинуть. По-детски спасовать.
Нельзя.
Взяв себя в руки, прокашливаюсь.
Подношу трубку к уху и, сжимая телефон до боли уверено, произношу:
— Это не Вячеслав, Айдар. Это Юлия Березина.
— Добрый день, Юлия. — Он не выражает удивления. Я не чувствую угрозы. Зато себя — до чертиков сильной.
Последние сомнения слетают ненужной шелухой.
— Нет. С Вячеславом все хорошо. Он в душе сейчас. Я скажу ему, что вы звонили. Но я тоже хотела с вами поговорить. Айдар… Я готова продолжать. Убедите его передумать. Пожалуйста.
Глава 32
Юля