Преданная (СИ)

Подойти, схватить, грохнуть о пол. Это все, что я думаю относительно его «звонков».

Отдираю себя от трубки. Возвращаю к лицу. Надеваю на свое улыбку.

– Пожалуйста, Вячеслав Евгеньевич, это очень…

– Через час зайдешь?

Спорить бессмысленно, поэтому киваю. Сердце все так же работает на вылет. Медлю. Не хочу уходить. Тешу себя надеждой вклиниться между звонками, но…

– Юля, – снова поднимаю подбородок и встречаюсь со взглядом. – Мне поговорить надо. Ты собираешься тут стоять или…

– Да, извините. Я через час зайду.

Разворачиваюсь и выхожу из кабинета обратно в свою приемную.

Прижимаюсь лопатками к двери. Упираюсь затылком с легким ударом. Не знаю, заметит он или нет. Неважно уже.

Под коленками слабость. В пальцах дрожь.

Он меня в гроб загонит так…

Выравниваю дыхание и возвращаюсь на свое место. Сегодня работать мне по-особенному сложно, но я заставляю себя, надеясь на обещанный час.

***

Проверяю время каждую минуту. Моя речь становится еще более совершенной. Я повторяю ее про себя, стирая язык о зубы. То и дело встаю и прохаживаюсь по кабинету.

Перевешиваю мантии. Перескладываю материалы.

Не слышу, договорил ли Тарнавский, но стараюсь не злиться и не представлять, что он там бездельничает, пока я себя извожу.

Несколько раз захожу в инстаграм и открываю чат со Спорттоварами. Заряжаюсь уверенностью, перечитывая наш диалог.

На одной из последних минут моего бесконечного ожидания дверь из судейского кабинета открывается.

Тарнавский выходит в приемную сам, а я подскакиваю навстречу. Так резко, что мое кресло отъезжает и бьется спинкой о стену.

– Вячеслав Евген…

Скольжу взглядом по мужчине. Душа ухает в пятки, когда вижу, что держит в руках портфель.

– Вы…

– Уезжаю по делам, Юля, – он бросает, проходя мимо. – Если кто-то будет спрашивать: не знаю, когда приеду.

– В смысле? – только поймав на себе взгляд, понимаю, что спросила вслух.

Тарнавский тормозит уже у второй двери. Берется за ручку, поворачивает голову и смотрит на меня, приподняв бровь.

Я знаю, чего ждет: осознания, что подобные вопросы в таком тоне задавать ему неуместно. Но во мне сейчас слишком много реальных страхов, чтобы волноваться еще и о таком.

– Вы мне обещали поговорить…

Напоминаю, как самой кажется, мягко. Тарнавский тянется ко лбу, трет. Я ловлю себя на том, что во всем ищу хорошие знаки.

– Блять, забыл, – чтобы не утонуть в отчаянье, заставляю себя поверить. Киваю.

– Я подожду. Вы вернетесь, да?

Привлекаю произнесенным с надеждой вопросом новую порцию внимания. Тарнавский смотрит пристально. Что хочет увидеть – не знаю. Но излучаю… Смирение. Надежду. Спокойствие, которым внутри и не пахнет.

– Ближе к восьми.

Это поздно, но мне вообще без разницы. Главное сегодня. До завтра я уже не вынесу держать в себе.

– Хорошо, я подожду.

После паузы судья произносит:

– Жди тогда, – и выходит.

***

Тарнавский не возвращается ни в шесть, ни в семь, ни в восемь. От былого смирения не остается и следа. Я устала. Я его ненавижу. Я всех ненавижу, но его – особенно. Каламбур в том, что и надеюсь при этом я тоже на него.

Повторяю себе, что у взрослого человека на такой должности может возникнуть куча неотложных дел. Это нормально. Это не скотство. Это просто… Жизнь.

Но с течением времени убеждать себя в этом все сложнее и сложнее.

Я проверяю его статус в телеграме, но написать и спросить, когда он вернется, не осмеливаюсь.

Устав, перестаю даже имитировать работу. Беру пустой лист, ручку, и вывожу на ней бессмысленные узоры. Не то, чтобы это сильно успокаивало. Наоборот – то и дело прокручиваю в голове возможные сценарии.

Почему-то самый тусклый и неправдоподобный – тот, на который я больше всего надеюсь.

Что он вернется. Что выслушает меня. Что поймет. Простит. Защитит…

Дверная ручка дергается. Я снова подскакиваю.

Мажу взглядом по времени – половина девятого.

Тарнавский заходит в кабинет и бросает быстрый взгляд в сторону.

– Почему сидишь до сих пор? – Своим вопросом заставляет опешить, но, очевидно, в ответе заинтересовен не сильно. Проходит мимо, открывает следующую дверь. А я слежу за передвижением, хватая ртом воздух. Во мне мешаются растерянность и досада.

– Я просила вас… Вы обещали, что мы поговорим…

Тарнавский снова хмурится. Снова трет лоб.

– Точно. Забыл.

Развернувшись, заходит в кабинет.

Я дергаюсь навстречу. Встречаюсь с его глазами. Они тормозят порыв.

– Позже, Юля. У меня сейчас срочное дело.

Сгибает руку в локте, смотрит на часы.

– Через час зайдешь.

Через час будет половина десятого. Я уже не могу. Я устала. Я правда уже не могу вариться. Но он не спрашивает. А я все равно зачем-то послушно киваю закрывающейся двери.

***

Ровно в 21:30 я встаю со своего кресла. Провожу мокрыми из-за волнения ладонями по ткани юбки. Поправляю блузку. Снова настраиваюсь и стучусь в дверь.

Уже минуты три слышу, что он внутри ходит. Не говорит при этом. Значит, не на телефоне. Можно рискнуть и предположить, что наконец-то свободен.

Не дождавшись «войдите», открываю дверь и ступаю внутрь кабинета.

Застаю Тарнавского у сейфа.

– Извините, Вячеслав Евгеньевич, я хотела бы все же…