Понятия не имею, сколько длится его обычный половой акт, но если дольше пяти минут вот так… Я не выдержу.
Царапаю плечи – не легчает. Цепляюсь в волосы – тоже. Он ласкает губами шею, грудь, но и это не помогает расслабиться.
Мне кажется, внутри – не член, а ребристый поршень, который наждачкой ходит по ране. Огнем горит. Между ног — горячо и влажно.
Я терплю… Терплю… Терплю…
Пока перед глазами не загораются вспышки. Их видеть мешают слезы. Мне… Слишком больно.
– Слав, – жму на увитые мышцами плечи и обращаюсь охрипшим шепотом, хотя я даже не кричала.
Он не слышит. На виске – венка. Капельки пота. Он близко. Смотрит пьяно. Хочет жутко… И я хочу ему дать все, просто не могу.
– Слав, остановись, – прошу, принимая особенно болезненные толчок. Запас прочности на нуле. Стону и выгибаюсь.
Больно ужас как. Больно.
Не слышит. Или не хочет слышать, не знаю. Вместо того, чтобы сделать, что прошу – сжимает зубы и толкается глубже.
От боли снова немею. Хватаю воздух. Пытаюсь хотя бы дышать.
Наверное решил, что я просто передумала, а я… Не могу больше.
Чтобы переубедить меня – ищет губы. Целует в угол. Сжимает затылок, массирует, как когда-то на парковке. И я бы рада прочувствовать. Я бы рада отдаться сполна, но на очередном проникновении перестаю выносить.
– Мне больно, Слав. Пожалуйста… – Пищу, уворачиваясь.
Он мешкает, я опускаю взгляд – плохо вижу из-за слез, но кажется, что хмурится.
Замерший член распирает меня изнутри. Я хочу освобождения. Смотрю в глаза – он в ответ.
Резко выходит, я всхлипываю. Смотрит вниз. А я наоборот – запрокидываю голову, чтобы не видеть. Почему-то решила, что окажусь в числе счастливиц, которые в первый раз даже не чувствуют.
А там, наверное, кровь…
Отсутствие новых мучительных толчков мой организм воспринимает как истинное чудо. Скопившиеся за долгие дни и недели эмоции начинают выливаться из меня нелогичными слезами. С губ срываются всхлипы.
Мне не плохо, просто…
– Юль, – Тарнавский зовет меня как-то глухо. Я знаю, что надо на него посмотреть, но мотаю головой.
Не готова. Потом.
Тянусь к лицу ладонями, чтобы спрятаться в них. Тормозит. Сжимает мои кисти и впечатывает в стену.
– Юля блять, – рычит, пугая. Я знаю, что плохо не сделает, но вместо того, чтобы исполнить элементарную просьбу, жалко скулю. – Юля… Блять, Юля… – Он пытается ласковей, и я тоже пытаюсь взять себя в руки.
Слава отпускает запястья, сжимает мои щеки. Ведет по ним большими пальцами, собирая влагу. Опускает мое лицо, тем самым фокусируя внимание на себе.
Я все еще вижу в его глазах отголоски желания. Я вижу в них наш секс. Его прерванный ритм. Неутоленную похоть. Неконтролируемую потребность обладать. До конца довести. Поставить печать. Но поверх этого – плотная корка трезвости.
И это вызывает во мне непреодолимое желание полагаться.
– У тебя месячные, Юля? – Он спрашивает серьезно, сведя брови. И я хотела бы соврать, но какой уже смысл?
Медленно мотаю головой.
Возвращаюсь к нему. Он закрывает глаза, бьется своим лбом о мой лоб. И в губы снова летит, только не что-то до чертиков романтичное, а закономерное:
– Пиздец блять.
Глава 40
Глава 40
Юля
Несколько следующих секунд я вовсе не дышу. Поспорить сложно: полный, блять, пиздец.
Слава резко выдыхает.
Отрывается от моего лба. В глаза не смотрит – снова вниз. Не агрессивно, но настойчиво давит на мое бедро. Я должна с него… Слезть.
Ничего ужасного не происходит (точнее не так: все ужасное
Подчиняюсь. Ступаю на пол. Поправляю белье. Веду основанием ладони по все еще влажной щеке. Не знаю, почему, но слезы из глаз продолжают сбегать.
Получаю его взгляд, а свой увожу.
Хочу наклониться, но он опережает. Успевший поправить брюки Тарнавский приседает и одним размашистым движением сгребает с пола всю нашу одежду.
Он, кажется, уже все это пережил. А я еще нет. У меня между ног — отголоски его болезненно-страстных движений. Пытаюсь настроиться. Тянусь за своим топом и юбкой, но вместо того, чтобы отдать их, он уводит руку за спину, набрасывая мне на плечи свою рубашку.
На пару секунд цепенею. Прикрываю глаза и вдыхаю.
Продолжаю чувствовать на себе стянувшую кожу слюну, между ног – кровь вперемежку со смазкой. Я вся пахну им, во мне — фантомные толчки, этого более чем достаточно, но прикосновение к коже его одежды все равно будоражит.
Выталкиваю из себя дурацкое:
– Спасибо.
Смотрю вокруг. Понимаю, что мы сделали это просто в предбаннике. Дурацком предбаннике ночного клуба.
Сарказм не спасает. Жалость к самой себе подкатывает к горлу. Изо всех сил душу всхлип.
Не хочу смотреть на него. Объясняться. Ничего не хочу. Только уйти.
Делаю шаг навстречу и протягиваю руку.