Преданное прошлое

Роб вручил ему письмо. Мужчина бесцеремонно сломал печать и изучил содержание. Когда он вновь поднял глаза, выражение лица у него было совершенно другим. Он отдал письмо Робу.

— Следуй за мной, — резко бросил он и направился к дому, теперь вдвое быстрее. Его трость отбивала четкий ритм, который был как бы контрапунктом цоканью его каблуков.

Роба провели через дверь огромных размеров и оставили ждать в передней, которая была обширнее, чем весь Кенджи-Холл. Отделанные резными панелями стены были увешаны портретами мрачных на вид господ, глядевших на него сверху вниз неумолимыми лицами. Если бы он явился сюда по какому-нибудь мелкому, не столь неотложному делу, то наверняка даже не посмел бы войти, его еще на входе остановил бы взгляд немигающих темных глаз и надменное выражение лиц.

Роб извинился бы и тут же ушел; но сейчас решил, что портреты тут помещены преднамеренно, специально для людей, которых оставили здесь дожидаться аудиенции: чтобы гордое прошлое, доставшееся в наследство нынешнему хозяину от его могущественных предков, произвело на посетителей впечатление, лишний раз подчеркнув их ничтожность. Все эти великие люди королевства — Берли и Хауарды — смотрели на него гордо и надменно, им было совершенно наплевать и на художника, который запечатлел их образы, и на тех, кто увидит их потом. Роб стоял под огромным портретом покойного отца нынешнего графа, представительного господина в строгом пуританском наряде, несмотря на титул канцлера королевства, и изучал морщины на холодном, отстраненно-равнодушном лице с рыжей, как хвост лисицы, бородкой и усталым взглядом. При всем своем богатстве и могуществе, решил Роб, этот мужчина не производит впечатления человека, вполне довольного своей судьбой. Портретист выбрал для него подобающую позу, чтобы скрыть всем известный горб; однако он сумел запечатлеть напряженный взгляд хитрых глаз, глаз шпиона и погоняли шпионов, человека, который видел и знает слишком много, включая собственную судьбу, которая ждала его всего через несколько лет, — стремительное и шокирующее падение с высоты власти и благорасположения монарха, лишение всех богатств и в конечном счете самой жизни. Роб расправил плечи, заслышав шаги за дверью, и повернулся в ту сторону, дабы достойно приветствовать нынешнего носителя да иного титула: второго графа Солсбери, Уильяма Сесила.

Но в дверях, в обрамлении дубовой рамы, показалась женщина, — прелестное хрупкое создание с огромными глазами на бледном лице, которое выглядело еще более бледным в результате искусного использования дорогой косметики и как бы в рамке из длинных серег.

На незнакомке было роскошное пышное платье из розового шелка с вырезом каре, достаточно низким, чтобы демонстрировать молочно-белую ложбинку, чуть прикрытую пеной изящных фламандских кружев, на которую Роб изо всех сил старался не смотреть. Вместо этого он уставился на огромный алмаз, висевший у нее на шее на черной атласной ленте, и на искусно сделанный костяной веер, который прекрасная дама держала в правой руке. Возраст ее было невозможно определить.

Чуть помедлив, она прошла в холл и, убедившись в том, какой эффект произвела на посетителя, подошла и протянула тонкую белую руку с длинными пальцами, унизанными кольцами и перстнями:

— Я графиня Солсбери. А вы кто такой, милый молодой человек?

Роб, вспомнив о приличных манерах, поклонился столь поспешно и низко, что ткнулся лбом ей в руку и один особенно крупный рубин чуть не выколол ему глаз.

— Роберт Болито, миледи, из Кенджи-Мэнора в Корнуолле. Я привез письмо его светлости от моего хозяина, сэра Артура Харриса.

Кэтрин Хауард приветливо улыбнулась:

— Мой муж сейчас занят. Может быть, я взгляну на это письмо? Эндрю говорил, там что-то по поводу берберийских пиратов — это так интересно, так романтично!

— Это не очень романтическая история, мадам, да и не представляет она особого интереса для такой леди, как вы, — отозвался Роб, улыбнувшись в ответ. Очень жаль, что граф занят, но встреча с его женой была самой большой удачей в затеянном им личном предприятии. — Но я и в самом деле весьма желал бы участия вашей милости, поскольку дело касается известного вам лица. — И поспешно добавил: — Мне кажется, вам известны ее работы.

Графиня наклонилась ближе к нему:

— В самом деле? Ну что же, тогда идемте в мою гостиную, попросим принести нам кофе, и вы все мне расскажете.

— Шестьдесят человек за один набег?! — Леди Солсбери моргнула. — Очень дерзко и нагло с их стороны. — Она наклонилась вперед. — А скажите, вы-то сами хоть одним глазком успели взглянуть на этих храбрых пиратов? У них действительно страшный вид? И все одеты по-турецки? Представляю себе эти их сверкающие глаза и торчащие бороды, как у Саладина, и как они размахивают своими блестящими саблями и выкрикивают имя своего бога!

— Я не видел их, мадам. Я был в церкви в Галвале вместе с семейством Харрисов.

У нее опустились углы рта.

— Ох, quel dommage!67