Преданное прошлое

— Я представлю вам восемь характерных черт человека без Христа в сердце! — вдруг громовым голосом провозгласил проповедник, и прихожане умолкли, внимая его словам.

Именно за этим они сюда и пришли. Именно этого они и желали, услышать настоящего толкователя Библии, все его слова про адское пламя, проклятия по адресу еретиков и безбожников.

— Первое. Любой человек без Христа в сердце — это человек низкий и подлый. Пусть ты рожден от благородных людей, будь ты хоть потомком князей земных, все же, если в жилах твоих не струится благородная кровь Иисуса Христа, ты низок и подл!

И он пригвоздил всех к месту яростным взглядом своих синих глаз, как бабочек к доске.

— Второе. Человек без Христа в сердце — это раб. Как сказано в Евангелии от Иоанна, глава 8, стих 36, «если Сын освободит вас, то истинно свободны будете, ибо если нет в вас желания, дабы Христос освободил вас от рабства греха и сатаны, то вовек пребудете рабами: рабами греха, рабами дьявола, рабами закона!»

Женщина, сидевшая в среднем ряду, начала раскачиваться и стонать. Ну конечно, Нелл Шигуайн! Кэт тяжело вздохнула. Преподобный Вил никогда не подвергал своих прихожан столь яростным нападкам. Он призывал их относиться друг к другу с христианским состраданием и всепрощением, мягко и терпеливо разъяснял им трудно понимаемые места из Притчей Соломоновых и Псалтири. Кэт очень хотела бы оказаться сейчас вместе с остальными слугами Кенджи-Мэнора на своем обычном месте в церкви Галвала, где спокойно могла бы заниматься своими записками…

Тут кулак проповедника с грохотом обрушился на кафедру, и Кэт, вздрогнув, пришла в себя.

— Пятое. Это человек извращенный. Человек без Христа в сердце подобен телу, исполненному ран и пороков. Он подобен темному дому без огня, телу без головы, и такой человек есть человек безобразный.

Проповедник чуть понизил голос и горестно уставился на паству, словно все здесь были лишены каких-либо надежд на спасение.

— Шестое. Это самый что ни на есть несчастный и безутешный человек. Если нет в душе стремления к Христу, все утешения ваши — не более чем страдания, все жалости и милосердия ваши — не более чем несчастья.

Седьмое. Это мертвый человек! Лишите человека веры Христовой, и вы лишите его жизни, а лишив человека жизни, вы превратите его в мертвый кусок плоти, в труп!

Слова эхом отражались от потолочных балок, какой-то ребенок в переднем ряду шумно заплакал, и мать принялась его успокаивать. И тут в вызванную этим плачем паузу ворвался грохот и стук. Тяжелая деревянная дверь в конце нефа с треском распахнулась, створки ударились о стену.

Труран в негодовании уставился на запоздавшего. Грудь раздулась, словно он приготовился обрушить на пришельца гневную отповедь. Но тут глаза проповедника выкатились из орбит, словно он не мог поверить в то, что видит, челюсть отвалилась.

Собравшиеся один за другим стали оборачиваться, чтобы посмотреть, кто посмел так ворваться, кто довел их пламенного пастыря до такого странного состояния. Кэт тоже обернулась, и в этот момент в церковь, завывая, как злобные привидения, ворвалась целая банда мужчин. Все они были в длинных черных плащах, с бритыми наголо головами, и все размахивали кривыми, устрашающими на вид саблями.

Сабли были вроде той, что она уже однажды мельком видела в кухне Кенджи, — точно такую обнаружили на брошенном рыбачьем судне «Констанс». Кожа у этих людей была темная, такая же, как у той цыганки, сверкали только белки глаз. Примерно дюжина этих людей стремительно двигалась по проходу, выкрикивая «Аллах акбар!».

«Пираты! — догадалась Кэт. Сердце билось о ребра, как попавшая в силок птичка. — Турецкие пираты!»

Олдермен Полглейз вскочил на ноги.

— Кто вы такие? — заорал он, обращаясь к тому турку, что шел впереди. Мужчина рассмеялся, показав роскошные белые зубы. Борода и длинное, вытянутое лицо делали его похожим на волка. Олдермен привык, чтобы его слушали и слушались. К тому же он был несколько близорук. — Как бы посмели прервать богослужение? Если пришли за милостыней, подождите снаружи, пока закончится служба. А сейчас — вон отсюда! — Он поднял руку, словно призывая всех к порядку. Разбойник небрежным движением ударил его, сильно и жестоко. Вскрикнула какая-то женщина. Мистрис Полглейз опустилась на колени рядом с упавшим мужем, прикрывая его от сверкающей стали. Но пират просто развернул клинок и ударил ее рукоятью по голове, и женщина упала на тело олдермена. Оба замерли на полу, как огромная куча тканей и плоти, не шевелясь. Их дети начали визжать, а за ними и все остальные дети. В переднем ряду зашелся истерическим криком грудной ребенок, сразу весь покраснев.

Один из налетчиков угрожающе сунул свой клинок чуть ли не в лицо младенцу и, обнажив зубы, как рычащая собака, рявкнул: «Сакут!20».

Вопль ребенка тут же стих, сменившись испуганным хныканьем.

А в церковь все входили и входили иноземцы, выкрикивая что-то на непонятном языке и размахивая саблями. Констебль Джим Керью, видимо, памятуя о служебном долге, ухватил одного из пиратов за руку и попытался вырвать оружие.