Преданные богам(и) (СИ)

Багулка забрала науз обратно, а Одолен прищурился. Чудилось, что этот узор он уже видел. Но когда? И где?

Второй весенний месяц,

младая неделя

Бездонные омуты

Болота ему обрыдли.

Унылые силуэты сгорбленных деревьев и чахлых кустов за пеленой тумана. Топкие бочаги, из которых Одолен с Багулкой с изматывающей частотой друг друга вытаскивали. Торфяная корка на одежде. Вонь газов. Стылые ночевки под непрерывные плески, уханья и кваканья.

Благодушия не добавляло и осознание, что теперь Одолен не успеет в капище на Лунном озере к полнолунию. А общаться со сварливой каргой, в кою обращалась богиня на ветхой неделе, то еще удовольствие.

Хотя с чего Одолен вообще решил, что богиня, до сих пор хранящая молчание, почтит его своим присутствием, он не знал. Просто чуял, как подсказал кто.

Но, видать, придется смириться с опозданием, ибо на верховые болота, где были курганы, они с Багулкой вышли лишь спустя несколько дней, к началу младой неделе второго весеннего месяца.

Пружинистая земля здесь была устлана жухлой ржаво-рыжей травой. На ней не росло ничего, окромя карликовых сосен. Меж ними, крадучись, охотились на лягушек и ужей серые цапли.

Небо впервые за последние дни сверкало чистой лазурью. Солнце стало прогревать воздух, и от тепла очнулся гнус. И Багулка.

Движения ее стали порывистей, а язык острей. И дня теперь не проходило, чтоб она Одолена не обласкала гадостно. Вчера, вот, заявила, что с эдакой куцей бородкой он похож не на снежного барса, а на козла.

Он зверел, но пока еще держал себя в руках. Точнее, в когтях, что раз за разом пропарывали ладони из-за чрезмерно сжимающихся кулаков.

Она и в юности-то была той еще хладнокровной гадиной, а с возрастом и вовсе превратилась в натуральную гадюку подколодную. И какого рожна что-то в ней его так цепляет, что не выкорчевать? Долго терпеть ее рядом было решительно невозможно, а порознь жить невыносимо! С ней чересчур остро. Без нее пресно.

Беда, конечно.

На пути стали попадаться одинокие хижины. Добротные, но по виду заброшенные. Деревень тут не было.

Очнувшееся с растущим месяцем звериное чутье Одолена пару раз ошпаривало чужим интересом, а в мутных окнах хижин мелькали тени. Должно быть, псеглавцы, брошенные камышовыми котами. А, может, меши. Или вовсе таласымы, хранители домов, кладов и полей – замурованные заживо под порогом и переродившиеся бессмертными оборотни, превращающиеся в домашних кошек или собак.

Ни Одолен, ни Багулка не торопились проверять хозяев заброшенных жилищ. На болотах любопытство не в чести.

Наконец, пустошь кончилась и впереди замаячили холмы. Громадные, в три человеческих роста и по пять косых саженей в поперечнике. Заросшие корявыми соснами, они укрывали топь насколько хватало глаз.

То и были курганы. Без входов, без выходов. Замурованный могильник жабалаков, попасть в который можно было только козьими тропами. Найти которые способны лишь ищейки, волкодавы да ужалки. Для этого-то Одолену и нужна была Багулка.

Она может носом тепло чуять, и по его потокам найти червоточину в пространстве, ведущую хоть на иной конец света. А по ней уже выйти туда, куда надо.

Сам Одолен на козью тропу мог наткнуться только по чистой случайности. И дай-то бог, чтоб на нужную. А не то перенесет его куда-нибудь на Заморские острова и поминай, как звали.

Многие заблудшие в курганах попросту шли не теми козьими тропами.

Багулка стрельнула раздвоенным языком и втянула носом воздух. Походила по округе и махнула Одолену. Он ухватил ее за плечо и пошел за ней, строго след-в-след.

Они шли к одному из курганов. Но достичь его никак не могли, дорога словно растягивалась. Мир вдруг смазался, и их окружила темнота. Они оказались внутри могильника.

Одолен моргнул, меняя глаза на кошачьи, зрачок в которых тотчас сузился. Сразу стали заметны тускло светящиеся гнилушки, позволяющие различить очертания внутреннего убранства кургана.

Деревянные балки поддерживали земляной свод. От утрамбованного пола тянуло сыростью и потусторонним холодом. В стены были вмурованы идолы Горына-Триглава. Впереди темнели арочные проходы в другие курганы.

Одолена скрутило болезненным узнаванием. Он уже был здесь. Шестнадцать лет назад. Коли пройти под левой аркой и пересечь цепь холмов, в тупиковом кургане будет то злосчастное скотское захоронение. На счастье, сейчас им в другую сторону, на кладбище жабалаков.

Дыхание спирало. Воздух поступал сюда из все тех же козьих троп и редких нор, прокопанных зверьем. Но его все одно было мало. От духоты и еле заметного, но навязчивого запаха плесени кружилась голова.

Тихо то свистел, то завывал ветер. В темноте, куда не дотягивался свет гнилушек, кто-то непрестанно копошился. То ли крысы, то ли меши. Эти черные поганцы, похожие на помесь кошки, поросенка и обезьяны, нагоняли страху, тонко хихикая, как дети или старики.

Иногда слышались вполне себе человеческие голоса. Таких холмов Одолен с Багулкой избегали, не горя желанием встречаться с другими разорителями курганов. Поди им докажи, что ты тут не для того, чтоб отнять их добычу.