По верхним открытым балконам-коридорам прошли двое советников с тучей охраны, которая могла, кажется, прокопать эту планету насквозь, чтобы добраться до здания УИБа. Помощью их прилет не ознаменовался, лишь полным ужаса шепотом, с которым смешались женские причитания и истерика, пролетело по толпе слово «смертники».
Кошмар длился бесконечно, убивая надежду.
И когда щит, укрывавший университет от помощи извне, пал, и в здание под камерами журналистов понеслась толпа магов и военных, никто не поверил. Я перестала дышать. Все, кто находился в огромном зале приемов, дышать перестали. Оглушающая тишина, окутавшая помещение, была сродни той, что, наверняка, царила в великой пустоте до зарождения вселенной.
Прошла вечность, целая вечность, прежде чем из здания в сторону передвижного военного медкрыла стали выбегать первые бойцы, неся на руках или летающих носилках выживших. Камеры приближали лица пострадавших. И где-то в зале среди тишины раздались всхлипы облегчения.
Теперь каждый ждал свое родное существо. Не знаю, сколько ждала я, вцепившись в подлокотник кресла, сколько всего я пообещала небесам, когда из здания, прихрамывая, вышел Ледж, придерживая голову золотоволосой девушки, лежавшей на руках у военного мага.
Глава 13
Мы шли цепочкой по крутой, убегающей по спирали в темноту, лестнице, слыша лишь шорох шагов и хрипловатое дыхание ближайших соседей. В этой узкой трубе гнетущее ощущение, что я заперта, и дышать мне нечем, росло в геометрической прогрессии, хотя клаустрофобией раньше не страдала. Было страшно, казалось, вот-вот свалюсь и подняться уже не смогу.
Тряхнув головой, уткнулась взглядом в макушку Ривы, шедшей впереди, и постаралась ни о чем не думать, об Амире особенно, иначе точно рухну. Глухие звуки, доносившиеся извне, будили желание лечь и биться головой об пол, чтобы эти самые звуки заглушить. А мысли все равно неуклонно возвращались к уитриману.
Мы встречались уже три месяца, и я жила в сказке. Вот она — первая настоящая влюбленность. Мне надо было быть с ним все чаще, на занятиях, после них, слышать, видеть, ощущать. Последние пару недель мы расставались лишь на короткие часы ночью, на время тренировок отрядов, которое я посвящала домашним заданиям, и на время занятий с Ривой у Ридрика, их решила не бросать. Амир в это время пытался сделать то, чем заваливал его отец. Когда он успевал делать домашку, даже представить себе не могу.
Вдобавок, благодаря «добрым» подружкам, начала подозревать в себе склонность к навязчивости, от чего впала в панику, и, по совету Насти на пару с Литой, что надо быть с парнями мудрее, переселила себя и решила сократить время пребывания в обществе парня.
Амир подарил мне после этого целый взрыв эмоций, под названием «розовые сопли». Он терпел мое «равнодушие» целых два дня, после чего заявился ко мне в комнату, выставил Литу, которая многозначительно хмыкая, удалилась в столовую под руку с импартом по имени Лик с третьего курса, которого успела подцепить, и принялся выяснять отношения.
— Ин, что происходит? Я тебя чем-то обидел? — он взволнованно крутился вокруг меня, сидевшей с опущенной головой на кровати. В последнее время уитриман стал больше походить на представителей своей расы, темперамент в нем просыпался тот еще! А здорово все же, когда встречаешься с другой расой, они к тебе трепетнее относятся что ли. Или мне кажется?
— Ина! — он обнял за плечи, притянул к себе и принялся целовать волосы, макушку, виски, и уху еще досталось. — Скажи мне хоть что-нибудь?!
Что я ему скажу? Что считаю себя липучкой?
Позориться не хотелось, и, пообещав себе больше никого не слушать, я обняла его и прижалась к губам. За поцелуями время и пролетело до прихода Литы, которая, судя по мечтательному выражению лица, занималась приблизительно тем же, отчего была в благодушном настроении.
И все бы хорошо, но… Это же Амир! Он еще три дня пытался вытрясти, почему я так себя вела! Заставляя сердце замирать от мысли, какой он замечательный, и от собственной глупости в дополнение.
Крики снизу заставили нашу колонну замереть. Мимо пробежал Аломади, перепрыгивая через две ступеньки. А импарт едва держался на ногах, это было видно даже в этих гнетущих сумерках, разгоняемых лишь далекими «факелами» огневиков.
— Маккой, Ридон-ва, за мной! — послышался хрипящий от напряжения голос куратора.
Страха не было, всплеск адреналина губил на корню инстинкт самосохранения, а может из-за того, что впереди все-таки был куратор. Мы, подчиняясь приказу, поспешили за ним, протискиваясь между стеной и курсантами, старающимися уступить место и при этом не свалиться. Звуки, достигавшие ушей, спутать с чем-то было сложно, там шла битва.