Преданный

Ты поглядел на ноги доброго старого господина, но они не были черными. Они были вполне себе белыми. Ты посмотрел на доктора и спросил: вы алжирец?

Я француз, сухо ответил он, но мои родители родом из Туниса.

А-а, сказал ты. Я думал, вы просто очень загорелый.

Ничего, значит, говорит доктор Мао, просматривая свои заметки. Вот во что вы верите.

Я верю, что пустота не бывает пустой.

Вы были марксистом и коммунистом, а теперь заделались нигилистом.

Нет! Non! Nyet! Nein! Не согласен! – кричишь ты. С кровати доброго старого господина раздается смех. Никогда! Неужели вы так и не поняли ничего? Хватит с меня ваших западных философий, убеждений, идей и систем! Вашего католицизма! Вашего колониализма! Вашего капитализма! Вашего марксизма! Вашего коммунизма! А заодно и вашего нигилизма! Я не нигилист, потому что есть что-то, во что я верю, – в священное ничто! Жизнь полна смысла! А я полон принципов!

Интересно, говорит маоист, засовывая в портфель свой блокнот. Знаете, я ведь был в. Все эти разговоры про ничего и пустоту отдают.

Да пошел ты в жопу, шепчешь ты и говоришь уже громче: вы читали Юлию Кристеву?

Разумеется, я читал Кристеву.

Ты берешь «Силы ужаса: эссе об отвращении» – они как будто написаны про тебя, в особенности там, где речь заходит о «„другом“ без имени». Как это Кристева так хорошо смогла понять, как мыслит шпион, человек с двумя лицами, человек, который был вынужденно полым еще до того, как у него в голове появились отверстия, и был полон только того, что она называет «пустотой»? Как это Кристева разложила тебя по полочкам и оказалась права, говоря, что «лишь после смерти писателю отвращения, может быть, удастся избежать участи выродка, подонка или отвратительного»? Потому что ты уж точно отвратителен, но, кажется, ты еще и писатель, и здесь она вбивает для тебя колышек, за который можно держаться или на котором можно повеситься: «И письмо, позволяющее подняться, становится равным воскрешению». Ты читаешь все эти пассажи доктору Мао, и поскольку он до сих пор особо не понимает ничего, ты заканчиваешь следующей фразой: «Я себя хорошо ощущаю только в присутствии ничего, пустоты».

Видите, le Chinois? Ничто притягивает не только азиатов!

Ну, она сама из Болгарии, а это практически азиатчина, с улыбкой отвечает маоист-психоаналитик. Но как бы там ни было, мы с вами близки к концу, но еще не закончили. Точнее, вы еще не закончили.

Не закончил? Смотрите, сколько я написал! Чего вам еще от меня нужно?

Кроме того, чтобы вы сняли черные очки? Ничего.

Очень смешно, говоришь ты, не снимая очков.

Маоист-психоаналитик говорит: всего доброго, увидимся через две недели, – и уходит. Он помогает тебе бесплатно, делает огромное одолжение, потому что все деньги Шефа ушли на то, чтобы ты мог предаться долгому отдыху в «Райском саду», куда тебя с твоего позволения сдала тетка, ведь ты всегда был предан всякому делу, даже если у тебя сейчас дел – всего ничего. Нынешнее твое место жительства называется отделением памяти – эвфемизм, конечно, потому что у некоторых местных жителей с головой не все в порядке, по крайней мере тебе так сказали, но что бы там люди ни думали, у тебя-то с памятью полный порядок. Тебя беспокоит совсем другое – у тебя в голове протечка, которую никак не заткнуть. Это все Бон, все из-за него, но от этой бесконечной кровищи есть и польза, по крайней мере у тебя не переводятся чернила, которыми ты пишешь второй том своей исповеди. Как будто одного тома было мало!

Ты был бы вполне доволен, если б твоя незаконнорожденная жизнь обеспечила тебя материалом, которого хватило бы только на один том, но смотри-ка, сколько у тебя всего, в чем надо признаваться! И если ты что-то забыл, не беда, твоя тетка принесла тебе том первый, который она любезно перевела на французский, потому что, говорит она, есть в нем кое-что стоящее, а заодно и доктор Мао теперь сможет его прочесть. Каждый день ты вслух зачитываешь отрывки из этого перевода доброму старому господину, который кивками одобряет твое произношение, оно у тебя такое хорошее, что и сотрудники, и постояльцы «Райского сада» то и дело повторяют: превосходно говорит по-французски! Воистину прогресс, бормочешь ты себе под нос, ведь они, по крайней мере, больше не зовут тебя! Но не важно, ты или, факт остается фактом – ты труп, даже если все еще разгуливаешь по земле, ведь Бон в конце-то концов пустил пулю тебе в голову! Ну и что теперь будет?

Ты станешь одним из нас, говорит хор твоих призраков. Ты делаешь вид, будто их не замечаешь, и возвращаешься к насущной проблеме – лежащему перед тобой блокноту. Маоист-психоаналитик принес тебе много блокнотов, и твоя тетка перепечатывает все, что ты написал и переписал, а красивая и неулыбчивая юристка пишет на полях многочисленные комментарии. Ее комментарии – как и Сталина – написаны фиолетовыми чернилами, но ты свою рукопись пишешь кровью. Хотя, может, это просто чернила такие. Чернила или кровь? И есть ли вообще разница?

О, разница есть, и большая, говорит хор твоих призраков. Уж поверь нам.