Преданный друг (СИ)

Я любила слушать деревню. Лай собак, мычание ждущих дойку коров, блеяние овечек, детские и взрослые голоса, уютно перекликающиеся в теплой темноте — все эти звуки, знакомые с детства, успокаивали и наполняли ощущением дома. Воздух был как парное молоко — наверное, подумала я почти лениво, и вода в Ветлянке уже такая же теплая, можно как-нибудь дойти и искупаться... страшно подумать: ведь в последний раз я купалась в реке уже целых пять лет назад.

Жерех сказал, проводы будут деревенские, простые, на озере. Я радовалась — но одновременно понимала, что раздеться и полезть в воду под взглядами одноклассников, друзей Николы и уж тем более Егора я не смогу даже под страхом смерти. И все же как здорово бы было поплавать! Зайти поглубже, оттолкнуться и по-спортивному быстро проплыть от одного берега до другого и обратно, или улечься «звездочкой» на по-матерински спокойной поверхности воды и, закрыв глаза, отдаться ее воле.

Я почти представила себе это, почти почувствовала пальцами ног каменистое дно, а кожей — ни с чем не сравнимое прикосновение воды, когда ворота отворились. Неосознанно одергивая домашнюю футболку и пробегая пальцами по волосам, как будто уже зная, кого увижу, я поднялась на ноги и встретила незваного гостя.

— Привет, Ника, — сказал он.

— Привет, — сказала я. — Проходи.

Егор прикрыл за собой дверь и, сделав еще пару шагов, остановился. Огляделся вокруг, будто отмечая для себя, что изменилось, а что осталось прежним в этом месте, но очень быстро, почти сразу снова перевел взгляд на меня.

— Как продвигается ремонт? — бросил почти небрежно.

— О, просто отлично! — выпалила я так, будто всю жизнь ждала вопроса, хотя еще за мгновение до этого не была уверена, что вообще смогу что-то ему сказать. — Сама от себя не ожидала такой прыти, крашу и клею, как ненормальная. Уже почти готова кухня, хочешь зайти и посмо... — Жаркой вспышкой полыхнуло внутри, когда я осознала, что говорю; я задохнулась, запнулась, забегала глазами, пока Егор шел к крыльцу, пытаясь ускользнуть от сказанного, но не зная, как. — То есть... Там все очень... зеленое и...

— Там все очень здорово, — сказал он, останавливаясь рядом. — Я знаю. Твоя мама мне рассказала.

Все смущение слетело с меня разом, и я даже немножечко приоткрыла рот от изумления: моя мама обсуждала с Егором ремонт?Моя мама говорила с ним?

— Когда?

— Сегодня.

— А где была в это время я?!

— На работе, — сказал Егор, теперь уже явно наблюдая за выражением моего лица. Но я тоже наблюдала за его лицом — и потому смогла заметить, как он вдруг смутился. — Я... не подумал, что ты можешь быть на работе. Пришел, уверенный, что застану тебя дома.

— Мама не говорила, — сказала я.

Егор дернул плечом:

— Я попросил. Обещал, что сегодня же приду и все тебе расскажу сам, так что врать ей не придется.

Растерянность прорвалась наружу нервным смешком, все-таки заставила руки снова дернуть за край футболки, суетливо забраться в карманы, чтобы тут же выбраться из них и упасть вдоль тела плетьми.

Вот мама, вот конспиратор! И ведь она никогда раньше не вмешивалась в наши с Егором дела. Ведь она даже в те первые дни после моего приезда обратно домой не пыталась поговорить и узнать, что я намерена...

— Вернись ко мне.

И мои мысли разом оборвались.

Вдалеке по-прежнему мычали коровы и лаяли собаки — и эти звуки никуда не делись и не исчезли, оставив нас вдвоем в целом мире, как часто пишут в любовных романах, а будто наоборот, стали четче и слышнее. И от этого четче и слышнее стало и мое молчание — пустое молчание, потому что в нем не было ответа.

Но Егор был готов. Сразу же, как он произнес эти три слова — три, как в «я тебя люблю», только труднее для нас обоих, — я поняла, что он был готов к этому разговору с момента, как сделал первый шаг во двор.

И к тому, что я ничего не отвечу.

И к тому, что, когда он попытается осторожно взять меня за руку, я отдерну ее — кляня себя в душе последними словами, но отдерну и спрячу за спину, будто обжегшись об прохладную от вечернего мрака кожу.

Он был ко всему этому готов — и потому шагнул вперед и поцеловал меня.

В две секунды, в один миг преодолев расстояние в полтора метра и пять лет длиной, поначалу поймав мое разгоряченное лицо ладонями, а потом и вовсе обвив рукой плечи и притянув ближе — ближе к теплу и запаху своего тела, ближе к непривычной ширине и твердости знающих тяжелый физический труд плеч, ближе к огню, который тогда, пять лет назад, еще только тлел в нас, а теперь вдруг оказался готовым вспыхнуть и вырваться наружу.

Со мной никогда раньше еще не случалось такого. Это мой Егор целовал меня, и это были его мягкие губы на моих губах и его пальцы, легко собирающие в горсти мои распущенные волосы... но никогда раньше от наших поцелуев у меня не подгибались колени и не темнело в глазах.