Преданный и проданный

— Нет, Гриша... Пажик, Васенька Оболенский. Он каждое утро на службу является ко мне. — Из-за спинки кровати высунулась детская рожица, вся в кудряшках. — Иди, Васенька, погуляй.

— А вы не будете плакать?

— Я и не плакала, тебе так показалось.

— Да, показалось, Ваше Величество. — И Васенька чинно прошествовал к дверям, этакая крохотуля в мундирчике Преображенского полка со знаками различия сержанта и шпажонкой на перевязи.

— А наша дочь... не звана ко двору?

— Мала ещё, в пансионе.

— До свидания, Ваше Величество, до свидания, ваша светлость, — донеслось от двери.

— До свидания, князь, — с преувеличенным почтением поклонился Потёмкин и, оборотясь к Екатерине, спросил: — Здорова Потёмочка?.. Когда мы сможем навестить её? Ты давно была ли?

— Хочешь, сегодня поедем?

— У меня большой приёмный день... Часам разве к четырём освобожусь.

— Я буду ждать... А ночевать-то хоть придёшь?

Потёмкин промолчал.

5

Со скрипом отворилась тяжёлая дверь, и двое солдат с ружьями при штыках ввели в тёмную каменную пещеру-каземат тоненькое и маленькое существо в белом. Зарешеченное окно, койка, покрытая серым одеялом, стол, табурет, параша, в углу икона, лампадка. Гремя кандалами, княжна прошла на середину камеры, в недоумении остановилась.

— Зачем меня привезли сюда?

— Чтобы содержать, сударыня. Днём для услуг будет допускаться ваша горничная. Солдаты бессменно при вас для безопасности, — разъяснил полицмейстер Рылеев. — Вот-с для нужды, сударыня, сосудец...

— Но почему меня арестовали? Я ехала к царице.

— Не могу знать. — Рылеев чётко повернулся и вышел.

— Где муж мой, граф Орлов?

Голос потух меж каменными стенами. Солдаты стояли как истуканы.

Лязгнул засов, вошёл тюремщик, бросил на стол миску, ложку деревянную, поставил кувшин с водой, глиняную кружку.

— Дайте мне бумагу и перо, я стану писать протест императрице.

Ответом было молчание.

Тюремщик вышел.

Тараканова, помедлив, побрела к койке, забралась в неё с ногами, села в углу, сжавшись в комочек — маленький белый комочек, и застыла, глядя в сереющий рассветом кусочек неба, забранный в решётку.

6

Беседа носила вполне пристойный и дружелюбный характер. Потёмкин и генерал-прокурор Вяземский, пухленький, круглый, улыбчивый и голубоглазый дедушка с невинными прядками седых волос над ушами, сидели в креслах друг напротив друга. Вяземский, словно жалуясь, тянул фальцетом:

— Не от меня зависит сделать прибавку. Я сам предвидел, что она потребна будет, что набор двух рекрутов от тыщи душ мал...

Потёмкин, доверительно наклонившись, ласкал взором добренького дедушку.

— Поверьте, князь, сердечно чувствую ваши одолжения и труды и потому передаю на ваше рассмотрение вопрос о прибавке денег и людей на зимнюю кампанию.

— Конечно, кто мог предвидеть такую дороговизну... Пусть канцелярия ваша сделает новое исчисление и пришлёт.

— Две недели туда, две сюда, две отсюда, да ещё две тут — солдатики с голоду помрут. Мой доверенный, полковник Розум, дал вам исчисление. Где оно?

— Да-да... вовсе запамятовал... Я уж всей душенькой, на той неделе...

— Сегодня, батенька, сегодня.

— Можно и сегодня, коль вы просите. Пусть подпишут в Военной коллегии, я его превосходительству Мамонову, он императрице...

— Князь, я сам и есть Военная коллегия и к государыне вхож.

— Но где взять три миллиона?

— Четыре, батенька, четыре по исчислению. А где взять, вы знаете. Ваш предшественник Глебов не мог собрать в казну и двенадцати миллионов, а вы, приняв оный пост, все двадцать восемь выбили!

— Так то было, а ныне где взять?

— Там же, где взяли три миллиона, чтобы оплатить долги великой княгини... Ежели будет невыкрутка, не найдёте на войну потребных сумм, мы найдём другого генерал-прокурора, батенька, — всё так же мило улыбаясь, пообещал Потёмкин.

— То есть как? — Глаза генерал-прокурора округлились.

— Вот так, на побрякушки великой княгине нашли. — Потёмкин вынул из кармана горсть бриллиантов и стал пересыпать из ладони в ладонь, — и для Российского государства найдёте. Рад был видеть вас в добром здравии, князь. Указ через часик на подпись. Супруге мой поклон. — Он с чувством пожал руку Вяземскому.

— Премного счастлив, премного благодарен. — Вяземский кланялся, отступая к двери. — Указец сей момент...

— И о деньгах, и о рекрутах — два указа, два! — крикнул вслед Потёмкин.

Вяземский в приёмной вытирал пот.

— Лют? — кинулся к нему рослый генерал.

— Сатана, — выдавил из себя Вяземский.

Адъютант тронул генерала за плечо:

— Вас просят.

Генерал, перекрестившись, потянул дверь на себя. Остальные, человек пять, находившиеся в приёмной, сочувственно смотрели вслед. Вяземский, оглядевшись, всплеснул руками:

— Что же я стою? — и опрометью кинулся вон.

Генерал стоял, вытянувшись столбом, а Потёмкин, откинувшись на спинку высокого кресла, кричал, пристукивая по столу кулаком:

— От ваших пушек гибнут больше, чем от турецких! Каждое пятое ядро взрывается. А с меньшим зарядом ядра падают на головы своим. Почто шуваловская пушка в войска не поступает?

— Да я, светлейший... но заводы приватные...