Но он не слушал и говорил своё:
— Вы посмотрите, Като. — Поставив собачку на пол, кинул палку. — Апорт!
Псинка кинулась вдогонку и приволокла палку.
— Видели? А теперь. — Он кинул палку и приказал: — Нох айн маль! — Собачка перебирала лапками и недоумённо поглядывала на хозяина: чего он хочет? — А? Видите? Эти русские собаки не хотят понимать немецкий язык, не хотят учиться! — Пётр взмахнул арапником, Екатерина, пытаясь поднять с полу пёсика, получила удар по руке.
— Вы изверг! — крикнула Екатерина и, адресуясь сама к себе, сказала: — Ещё одна идиотская затея.
— Я не хотел по руке... Пардон, ваше высочество.
Екатерина гладила дрожащую собачку, прижав к груди, а та, прильнув к ней, норовила лизнуть в ухо, щёку, нос.
— О майн гот, какая нежность!.. Как зовут этого пёсика?
— Сутерленд, — рассмеялся Пётр. — Господин Сутерленд.
— Но Сутерленд — придворный банкир.
— Он подарил мне пса, вот и зову его Сутерлендом. Паршивый, непокорный Сутерленд, чёрт с ним, пусть будет ваш. — Его императорское высочество поднял палку. — Вурм, ком цу мир. Вурм! Проклятые собаки не хотят знать по-немецки! Вурм!
11
Екатерина ждала, когда подведут коня. Одета была в простое — сарафаном — платье любимого ею белого цвета, поверх лёгкий кафтанец, расшитый и отороченный золотым шнуром. Кокетливая маленькая шапочка прикрывала верх простой причёски. Словом, была великая княгиня свежа и хороша.
Мальчишка-паж, стоявший чуть сзади, держал ягдташ, верный слуга Василий Шкурин нёс сумку с огневым припасом и два ружья. Кутаясь в шаль, истуканом стояла на пороге Чоглокова.
Наконец конюхи подвели осёдланных коней — белую кобылу, изящную, тонконогую, с умными карими глазами, и гнедого жеребца, высокого, с узкой породистой мордой и чёрной гривой.
— Подержи, — передал Шкурин ружья пажу, а сам подошёл к кобылке и встал на колено. — Извольте, ваша светлость Екатерина Алексеевна. — Он бережно принял ногу великой княгини и глянул с обожанием снизу вверх: — Она!
Екатерина легко вскочила в седло, устроилась по-казачьи, цепко охватив ногами бока лошади и подав чуть назад стремена. Шкурин лихо прыгнул в седло, не касаясь стремени, крикнул:
— Давай ружья!
Мальчишка подал ружья, подошёл к своей лошадке, которую подвёл конюх.
Екатерина, взгорячив кобылу, тронула ходкой рысью и помчалась по дороге, нимало не заботясь о спутниках. Шкурин затрусил не спеша, его догнал паж.
— Василий Иванович, куда мы нынче — на тетеревей или утей?
— Не угадал, — усмехнулся Шкурин. Паж удивлённо посмотрел на него. Василий Иванович пояснил: — На куличков. У них сейчас самые игрища. Как встанет солнышко, так и зачнут.
Уже скрылись всадники, а Чоглокова всё стояла на крыльце. Из-за угла на караковом жеребчике вывернулся сияющий Сергей Салтыков.
— Куда? — осторожно спросил он.
— На Куликову поляну.
— Спасибо! — Он рванул с места, бросив Чоглоковой молнией сверкнувшее ожерелье.
Ловко поймав сокровище, она перекрестила вслед:
— С Богом!
Екатерина и не заметила, на каком повороте дороги к ней пристроился неожиданный спутник. Увидела лишь, когда он пустил своего коня вперёд. Она вздрогнула, обнаружив у своего колена конскую морду с шалым глазом. Салтыков гикнул, дал шпоры и пустил своего жеребца вперёд. Кобылка послушно двинулась следом. Напрасно Екатерина натягивала поводья, пытаясь сдержать её, отвернуть в сторону. Миновав заросли кустарника, они на бешеном скаку влетели в берёзовую рощу, промчались мимо одиноко стоящих деревьев, пересекли поляну. Сергей помалу начал сдерживать коня и, наконец поравнявшись, поехал рядом с Екатериной. Она, возбуждённая скачкой и разгневанная дерзким налётом, крикнула:
— Граф, что это значит?
— Похищение! — крикнул он в ответ, рассмеявшись, и остановил коня.
Послушно, бок о бок, стала и кобыла, привыкшая, видимо, к строю.
— Вы не уважаете меня, — заявила Екатерина.
— Я вас люблю больше, чем жизнь.
— Тогда убейте себя, — насмешливо предложила она.
— Не могу... Но готов погибнуть от вашей руки. — Он достал из седельной сумки пистолет. — Возьмите.
— И возьму. — Она упрямо тряхнула волосами. — Имейте в виду: я дочь фельдмаршала и стреляю без промаха. — Она перекинула ногу через шею коня, сев амазонкой.
— Тем лучше для меня. — Сергей настойчиво предлагал пистолет, держа его за ствол.
— Не верите? — Она взяла оружие. — Видите сойку?
— Где?
— Вон. — И она выстрелила прямо над головой Салтыкова.
Птица камнем шлёпнулась наземь в двух шагах от каракового жеребчика. Салтыков одним движением слетел с седла, охватил руками её колени.
— Я вами восхищен!
Екатерина ещё делала вид, что сопротивляется:
— Граф, этот переходит всякие границы...
— Любовь безрассудна. — У него на всё был готов ответ в лучших традициях нежной игры.
— Скольких вы обольстили?
— Я любил и люблю вас все эти годы. Какая мука — быть подле и видеть, что вы принадлежите другому. — Салтыков прижался щекой к её ноге.
Екатерина вдруг почувствовала, как судорогой свело живот.
— О, если б так, — отозвалась она, и слёзы покатились нежданно-негаданно, голос сорвался.