Екатерина вздрогнула и оглянулась, сразу оценив деликатность: Бестужев подъехал один, бросив свиту где-то там, за кустами. Она ответила вовсе не с вельможной амбицией, а скорее с народной простотой:
— Перегрелась лошадка от скачки, боюсь, чтобы — как это — не запалилась. Протру, а потом выгуляю хорошенько.
Непривычное к улыбке лицо великого канцлера всё же пошло добродушными морщинками.
— О, да вы знаток конного дела. Только лучше это поручим моему конюху, а мы найдём более полезное занятие. Бергман! — Из кустов выехал драгун. — Отдайте коня даме, а её лошадку приведите в порядок. Ждать здесь. Всем.
Когда они отъехали, Екатерина оглянулась.
— Мы совсем одни?
— Иные встречи лучше без свидетелей. Бергман новый человек, он не знает вас в лицо.
Что за секретность такая? — насторожилась Екатерина. Бестужев придержал своего коня.
— Екатерина Алексеевна, позвольте я вас так запросто стану называть?.. Может быть, оставим коней здесь и пройдём пешком к шалашику тому?
— Вы... знаете? — Предложение со ссылкой на её шалаш застигло врасплох.
— Всё, что происходит в моих угодьях, я обязан знать, — просто ответил канцлер. — И с кем бывали, тоже знаю. — Бестужев выговаривал слова тщательно, неторопливо, будто экономя.
День жестоких откровений! Екатерина сошла с коня и прижалась лицом к потнику. Конь шумно вздохнул.
— Боже, я, как муха, в паутине.
— Это сложнее, чем паутина, это кружева власти. — Лицо канцлера, когда он взял Екатерину под локоть, опять тронуло подобие улыбки. — Хотя с вами всё просто, княгинюшка. Вы приехали, чтобы стать женой русского царя. Но помимо прямого наследника Петра Фёдоровича есть ещё принц Иоанн, внучатый племянник Петра Первого, заточенный в каземат. Чтобы оградить трон от его посягательств, понадобился сын от Петра Фёдоровича. Вам выпала честь стать его матерью, это бесспорно. А что касается отца... Интересы империи выше сантиментов... И не горюйте, что Салтыкова отсылают, он дурак, не понявший своего счастья. Он не умеет смотреть вперёд. Я говорил ему, но в его пустой голове только бабьи юбки...
Екатерина опустилась на траву и, прикрыв лицо руками, охнула:
— Так, стало быть, Салтыков... не случайность?
— В борьбе за трон случайностей быть не может, — спокойно разъяснил Бестужев. — Однако идёмте, вот уже и шалаш. — Екатерина едва передвигала ноги, Бестужев предложил: — Обопрись смелее на меня, девочка, и не надо так переживать. Всё пройдёт... Ты могла бы стать хозяюшкой нашего пикника? Егеря тут кое-что подготовили, только кофе согреть.
— О, это я умею. Извините, было немножко головокружение, ночью плохо спала. — И Екатерина принялась колдовать возле спиртовки, расставлять чашки.
Егеря действительно приготовили «кое-что» — начиная от жаренной на вертелах дичи, рыбы, разных хлебцов и булочек, пирожных, кончая сервировкой на фарфоре, набором вин, хрустальных бокалов, салфеток, подушечек, чтобы удобнее разместиться.
— Я специально хотел вас похитить, но вы сами пошли навстречу судьбе. — Лучики морщинок опять изрезали лицо канцлера. — Имею два обстоятельства. Первое. Прошу об одолжении. Императрица подарила вам на рождение сына сто тысяч. Его высочество остался недоволен, что он, якобы отец, остался без награды и это ставит его в неудобное положение. Императрица повелела выдать и ему сто тысяч. Но казна кабинета пуста, и я покрыл дефицит из собственных средств, а теперь гол, как палка, и нищ. Прошу вас дать мне взаимообразно те сто тысяч.
Екатерина, протирая чашки, расхохоталась.
— Боже, Боже, такого ни в одной комедии не сыщешь... — Она смеялась и смеялась, не в силах остановиться.
Бестужев с опаской смотрел на неё: неужели истерика? Он крикнул резко и властно:
— Остановитесь!..
Она оборвала смех и недоумённо уставилась на него: чем, мол, рассердила?
— Извините, я подумал, что...
— Я не истеричка, Алексей Петрович. Надо деньги — берите. Хотя и у меня долгов выше головы.
— Я знаю. Мы к этому вернёмся. Теперь второе...
— Предлагаю закусить.
— Благодарю, вы гостеприимная хозяйка. — Бестужев принял из рук Екатерины тарелку. — Извините, что утруждаю, но лучше тет-а-тет...
— Вы предусмотрительны, граф.
— Напротив. Когда вы ехали в Россию, я думал: вот ещё один агент прусского короля, — и возненавидел вас.
— Я чувствовала это, граф, и отвечала взаимностью. Думала, враг.
— Я и был им, пока не понял, что есть общее — наша ненависть к Петру Фёдоровичу, этому холую короля Пруссии. Ежели он взойдёт на российский престол, мне казнь или ссылка, вам — монастырь или заточение в крепость. Для вашего сына — ссылка, каземат, случайная смерть — всё, что угодно. А судьба России — стать провинцией Пруссии.
— Мои мысли сходны с вашими.
— Знать российская поражена — как это мне говорили? — чужебесием, — старательно выговорил Бестужев. — Сия смертоносная немочь — бешеная любовь к чужим вещам, нравам, обычаям — пагубна для державы. Спросите, какое дело мне, выходцу из шведского народа, до патриотизма российского? Отвечу: чувство верности трону, возвысившему меня, и ненависть к Пруссии.