Предатель рода

Ильич схватился за веревку Юкико, которая была прицеплена к башне для ловли молний. Обхватив девушку ногами за талию, он отчаянно потащил их обоих к берегу, наполовину обезумев от страха. Драконы наблюдали, как они удаляются – словно змеи перед заклинателем, покачиваясь под биение океана и музыку разума Юкико. Ильич добрался до острова, зычно окликнул ее. Она обхватила его за шею. Одна ее рука всё еще тянулась к драконам. А сама она неотрывно глядела на них сквозь полуприкрытые веки. Вокруг вздымались и бились о камень волны, угрожая утащить пару в холодную и пустую тьму. Юкико крепко держалась за Ильича, который карабкался по промокшей веревке, стиснув зубы. Он изо всех сил напрягал мышцы и сухожилия, чтобы вытянуть их обоих из моря.

Арашиторы всё еще катались рычащим безумным клубком. Буруу наконец удалось вырваться, отбросив молодого соперника задними лапами. Кочевник откатился назад и ударился головой о разбитые камни. Буруу мгновенно вскочил на лапы и устремился к краю острова, с паникой в глазах. Он видел, как натянулась под тяжестью веревка Юкико, как трется она о слоистый сланец и рвется, прядь за прядью.

Он не заметил атакующего кочевника, который вцепился ему в ребра и опрокинул на острый выступ. От удара фрагменты надкрыльев раскололись, и яростный рев смешался со скрежетом переливающегося металла. Кочевник снова бросился на него и придавил лапой крыло. Клюв его навис над незащищенным горлом Буруу, а из пасти раздавался рев – так кричат о́ни, только что вырвавшиеся из врат Девяти кругов ада.

– Стоп!

Голос Юкико перекрыл рев шторма и разнесся эхом, как гром. Кочевник застыл, рыча, повернулся к ней. Она опустила подбородок, сузив глаза. На камни стекали потоки морской воды.

– Не смей прикасаться к нему.

Она говорила губами, зубами и языком, но слова эхом разносились в Кеннинге, перетекая в их мыслях, как горящие живые существа. Волосы ее ниспадали гладкой черной тканью, закрывшей половину лица, и сквозь нее на мир смотрел единственный глаз. Сверху ее поливал дождь, будто она была камнем, стекал по щеке и лежал каплями на ресницах. Сделав шаг вперед, где-то рядом с ней, кашляя, распластался Ильич. Она подняла одну окровавленную руку вверх, другую сжала в кулак. Дрожащая, бледная, но решительная, со стиснутыми зубами. Слова срывались с бескровных губ вместе с каплями дождя.

– Ты знаешь, кто я?

Ее сила обрушилась на кочевника, как жар полуденного солнца летом. Райдзин согнулся пополам и с новой силой застучал в барабаны, будто хотел покончить с миром. По Кеннингу волнами катилось тепло. Юкико сделала еще один шаг вперед, и из тени зазвучал ее голос. Кочевник отступил на шаг, прижавшись к разбитым камням, ее слова огнем горели у него в голове.

– Я – дочь лисиц. Убийца сёгунов. Губительница империй. Величайшая буря, которой не знала Шима, ждет за кулисами, пока я не призову ее к себе. И когда она придет, фундамент Шимы пошатнется, как от боя барабанов Бога грома.

В облаках над ней грохнуло, и над ее головой в небе заиграл ореол молний.

– Я – Танцующая с бурей. И теперь ты меня услышишь.

35 Дети могилы

Дверь в квартиру распахнулась, Хана вскрикнула от испуга. Акихито вскочил на ноги, когда Джуру затащил Йоши внутрь и захлопнул за собой дверь. Оба юноши были в крови. Йоши опирался на плечо Джуру, и его лицо было бледным от боли.

– Боги, Йоши! – Хана вскочила, бросилась к нему и помогла ему забраться на груду подушек. – Что случилось?

– Кабацкая драка. – Морщась, Йоши поднял окровавленную тунику и вылил целую бутылку «сеппуку» на ужасную рану на ребрах.

Хана сорвала с себя платок и прижала его к порезу глубиной в дюйм, из которого текла теплая липкая кровь.

– Кабацкая драка?

Йоши кивнул, опрокидывая в рот остатки рисового вина.

– Пьяный нищий монах подошел ко мне со своими четками. А они, ты же знаешь, чертовски острые…

Хана отстранилась, положив руки на бедра.

– Йоши, ты хоть раз в своей проклятой жизни можешь быть серьезным?

– И какой в этом смысл? – Он помолчал, чтобы отдышаться, и осмотрел ее новый наряд с ног до головы, криво улыбнувшись. – Да ты красивее, чем сама весна, сестрица моя.

Хана нахмурилась, глядя на тряпку, на пальцы, залитые кровью Йоши. Она посмотрела на Джуру. Юноша был в полной панике – руки заляпаны ярко-алым, а в темных влажных глазах плещется страх. Акихито с мертвым молчанием стоял в углу и переводил взгляд с брата на сестру. Наконец она повернулась и, не мигая, уставилась на Дакена, который свернулся на своем обычном троне над подоконником.

– Кто-нибудь скажет мне, что, черт возьми, происходит…

Не получив ответа, она обратилась к Кеннингу.