Предатель рода

Он сглотнул, поморщился, кивнул. Они сплелись мыслями, направили их крысам – звали, притягивали, умоляли. И вот мимо пронеслась одна черная капля с обнаженными грязными клыками. Потом еще горстка, затем дюжина. Они прислушивались к скрежету, что звучал в глубине их разума, звенел в пустоте за глазами, разбухал, заполняя всю голову, тело, покрытое облезлым мехом, хвосты, болтающиеся обрывками старой завязанной узлами веревки, когти, покрытые грязью, и пасти, измазанные кровью. Хана услышала крик солдата, лязг стали о камень, всё больше крыс, рожденных в сточных канавах, потоком неслись мимо них, пока они убегали дальше и дальше.

Снова крики за спиной. Крики боли. Нет времени останавливаться и слушать, давить или драться. Надо просто бежать, хотя каждый новый шаг и кажется невозможным, хотя в глубине ее горла кипит обжигающая рвота, хотя каждая мышца плачет и кричит от напряжения, растягиваясь и щелкая. Поворот вслепую на каждой развилке, прямо, влево, влево, вправо. Иногда тьму пронзал слепящий свет, падающий сквозь водосточные решетки над головой. Акихито наконец задохнулся, навалился на стену и упал в грязную жижу, прижав руки к кровоточащему порезу на бедре. Йоши упал на колени, и из раны на боку между пальцами потекла густая кровь, красная, горячая. Хана, задыхаясь, стояла на четвереньках, ее рвало, она рыдала, по щекам текли слезы, в горле стояла тяжелая вонь.

Пока в висках бешено пульсировало, а дыхание со свистом вырывалось из груди, она потянулась к детям могилы вокруг – грубой изъеденной червями орде, и обнаружила, что больше не видит других людей их глазами. Никаких солдат, никакого страха. Только они. Только она. Они облизывали корявые челюсти плоскими серыми языками и гадали, не упадет ли она сейчас лицом вниз, в эту черную жижу, не испустит ли дух, хлебнув этого супа, и каков может быть на вкус ее такой красивый глаз.

– Они ушли… – выдохнула она. – Мы оторвались от них.

Джуру прислонился к вогнутой стене, грудь его поднималась и опускалась, как крылья воробья.

– Яйца Идзанаги…

Акихито потянулся к ней, нащупывая ее руку в темноте.

– Ты как… в порядке?

– Побеспокойся о себе, сукин сын! – зарычал Йоши, сунув дуло железомёта под подбородок Акихито и прижав его к стене.

– Йоши, прекрати! – закричала Хана.

И хотя Акихито весил футов на восемьдесят больше юноши и был на полфута выше, он не стал сопротивляться. Он медленно поднял руки, залитые алым, не сводя глаз с Йоши.

– Успокойся, сынок…

– Хочешь стать мне папочкой, старик? Обещаю, это вряд ли закончится хорошо. – Йоши наклонился ближе и сильнее надавил железомётом, голос его кипел недоверием и гневом. – Ты, проклятый бунтарь, спрятался в моем доме? Затащил мою сестру в ваше дерьмо? Привел буси к нашей двери? Я должен покончить с тобой! – Изо рта у него летели слюни. – Должен скормить тебя гребаным крысам!

– Он ни во что не втягивал меня, Йоши! – крикнула Хана. – Прекрати!

– Яйца Идзанаги, Хана, он состоит в гребаном Кагэ!

– Я в Кагэ!

Наступила полная тишина, прерываемая скрипом зубов. Йоши повернулся и недоумевающе посмотрел на нее в темноте.

– Скажи, что ты шутишь…

– Я присоединилась к ним несколько недель назад. После того, как прилетала Танцующая с бурей…

– Ты что, совсем сбрендила? – Глаза его превратились в черные щели, и голос взревел: – Я спрашиваю, ты…

– Я слышу! – выкрикнула Хана.

– О чем, черт возьми, ты думала?

– Я говорила тебе! У них есть цель, Йоши! Цель! И они сражаются за нее. Против Гильдии, лотоса, иночи и прочего дерьма. В котором я сижу по горло каждый божий день, и меня тошнит. Они – люди, которые борются и умирают! За нас! И ты хочешь, чтобы я сидела сложа руки и ничего не делала? Надеешься, кто-то другой сделает это за меня?

– Ты знаешь, кто мы. – Йоши повернулся к ней, указывая на улицу над их головами. – Ты же знаешь, эти ублюдки там не дали бы и капли дерьма лотосной мухи ни тебе, ни мне, если бы знали правду. Мы им не должны ничего. Ни черта! Ни капли!

– Йоши, – взмолился Джуру, коснувшись его руки. – Успокойся.

– Послушай своего… – мягко произнес Акихито.

Йоши резко повернулся и прицелился железомётом в лоб Акихито.

– Хочешь остаться красивым, лучше молчи, – выплюнул он. – У нас семейный разговор.

Он снова повернулся к Хане, и его голос стал холодным и жестким как лед.

– Этот маленький танец окончен, сестренка. Побегала с героями, повеселилась – и хватит. Мы сейчас обратимся в призраков и оставим этого парня вместе со всеми его штуками. Мы больше не смотрим на него и не разговариваем с ним. Мы уходим. Не оглядываясь.

Хана нахмурилась и покачала головой.

– Не указывай, что мне делать, братец мой.

– Я не указываю, что тебе делать. – Йоши медленно встал, взял Джуру за руку и выбрался из грязи. – Я рассказываю, что мы будем делать.

Хана взглянула на Джуру, лицо которого было бледным и болезненно кривилось. Но он стоял рядом с Йоши, измазанный гнилью, и крепко сжимал его руку.

– Пожалуйста, Хана…