Предатель Ты врал мне годами (СИ)

Да, еще жена, и не буду я стесняться этого статуса. Да, жена лжеца и негодяя, но жена. Не посторонняя тетка, не любовница, а жена.

Конечно, мне обидно, досадно и очень грустно, что меня столько лет обманывали, однако это тот самый случай, когда во мне вскрываются новые стороны личности.

Я могу сдержать себя от опрометчивых решений даже в диком стрессе и в желании отомстить.

Я могу оценить риски моих эгоистичных истерик.

Я могу остановить себя в стремлении разрушить все вокруг под волной обиды и ярости.

И я могу осознать, что от меня ждали именно криков и паники, но просчитались.

— Можно узнать, кто и кого успел избить? — задаю я тихий, но твердый вопрос.

Богдан хмыкает, но я не могу понять с одобрением или раздражением. Эти эмоции у него очень близки в мимическом выражении.

— Ты теперь знаешь, что у нас дочь! — Кристина повышает голос.

Богдан не позволяет на себя кричать. Поэтому и я не буду терпеть визгов придурочной Кристины, которая считает, что у нее сейчас власть в разговоре.

Я же типа обманутая и оскорбленная жена, которой нужны ответы даже через унижение.

Глупости.

На меня тоже нельзя кричать какой-то любовнице, и наговаривать откровенную ложь, что я якобы кого-то избила.

— Ты слышишь! У нас дочь!

— Не смей говорить со мной в таком тоне, — медленно и четко проговариваю я. —Есть, что сказать, то веди себя прилично, Кристина. Это девочке было простительно быть истеричной и громкой, но не женщине в твоем непростом положении.

— Ты избила мою дочь!

— Я тебе сказала, слушать твои крики я не буду.

Сбрасываю звонок и медленно откладываю телефон в сторону. Богдан на меня прищуривается.

Молчит.

Я с ним сейчас будто в танце, в котором мы кружим среди острых ножей. Одно неверное движение, и будет море крови.

Он не должен разочароваться во мне.

Как милая принцесска я была ему угодна, когда я улыбалась и плясала, а если я перестала быть дурочкой, то докажи, что ты в этом браке не тупая истеричная курица, которая бегает и орет.

Он должен меня уважать, чтобы он согласился, что нам надо разойтись достойно.

Я сейчас понимаю, что Богдан не тот мужчина, которого можно раздавить чувством вины, обидой и претензиями.

Он не упадет на колени и не станет размазывать слезы с соплями по лицу, как слабый и провинившийся мальчишка.

За такого бы я не вышла замуж, ведь мне всегда нравилось в нем именно его упрямство, твердость характера и стойкость.

Должна ли я сейчас что-нибудь сказать Богдану, чтобы завершить разговор с Кристиной на красивой и впечатляющей ноте?

Не думаю.

Отворачиваюсь от Богдана и возвращаюсь к духовке. Заглядываю к курочке, которая уже начала источать густой и сладковатый аромат, в котором я улавливаю сладость яблок.

— И ты мне ничего не скажешь?

Закрываю дверцу духового шкафа и оглядываюсь на Богдана:

— Скажу.

— И что? — приподнимает уголки губа в привычной для него ухмылке.

— На гарнир будет спаржа под соусом из оливкового масла и каперсов, — отвечаю спокойно и через секунду с тихим стуком ставлю банку с каперсами на стол. —Открой банку.

Глава 29. Верность в семье

Верность семье.

Красивое словосочетание, но, допустим, Богдан и его отец вкладывают в него немного другое значение.

Они — мужчины и крупные бизнесмены, а я — влюбленная домохозяйка, у которой любовь, верность, забота крутятся вокруг разговоров по душам, завтраков с ужинами, объятий и совместных вечеров за играми, кино или за чтением книг.

Для свекра и Богдана верность семье — это про то, что при любой ситуации надо сохранить голову холодной и про то, что семья, даже если в ней лгут, выше обиды и злости.

И мне приходится сейчас согласиться, что свекр и Богдан в чем-то правы. Поставь я свои эмоции выше, чем последствия от правды, за которую бы я стала громко и истерично бороться вместе с моим папой, то меня ждал крах всей жизни.

Я бы еще и ребенка потеряла.

Перед ужином я закидываю в рот еще одну травянную таблетку от нервишек. Нет, Кристина с

Доминикой не испортят нам семейную встречу за столом.

Я продолжу обманывать надежды отца и Кристины на то, что я — истеричка, которая готова устроить апокалипсис моей семье и моим детям ради минутного, удовлетворения женского эгоизма.

— Вкусно, Любовь, — Андрей похрустывает спаржей, а затем заедает ее сочным куском курицы.

Я думала, что ужин выйдет посредственным, ведь у меня не было ни сил, ни настроения, но мое отчаяние ничего не испортило.

— Поделишься рецептом? — спрашивает Света и смеется. — Я тоже хочу, чтобы мой муж меня расхваливал.

— Это наш семейный рецепт, — заявляет Аркаша, отправляя в рот ложку с салатом, и бубнит, —

мы таким не делимся.

— Поделюсь, — улыбаюсь я, — там ничего сложного.

Богдан тяжело и наигранно вздыхает:

— А никто не попросит рецепт моего салата? М? — оглядывает присутствующих, а потом смотрит на Андрея. — Или я могу поделиться, как правильно открывать, банки для жены, когда она готовит ужин.

Все смеются.

И меня накрывает странное чувство. Я сейчас не мама, не часть семьи, а —наблюдатель.