Предатель Ты врал мне годами (СИ)

И сейчас он, как и я, молчит и не двигается с места, хотя о Кристине заявил громко и решительно.

У него нет в рука контроля не то, что над ситуацией, но и над собой.

Я приподнимаю бровь.

Очень интересно.

Женщины часто шутят, что мальчики остаются мальчиками и в сорок лет, и в пятьдесят, и в шестьдесят, а в каждой шутке есть только доля шутки.

К чему это я.

А к тому, что мальчишки всегда прячутся за агрессией, когда они чуют свою уязвимость.

Красивая отличница не смотрит в их сторону и не замечает, как они смело и решительно прыгают в сугроб со второго этажа? Порвем ее тетрадку, назовем дурой и скорчим рожу. Отличница расплакалась? Отлично, дернем ее за косичку, чтобы точно убедить ее в том, что хрупкое мальчишеское эго не было задето.

Это, кстати, история Аркаши, когда он учился в четвертом классе. Он в своей симпатии к Катюше

Матвеевой признался Богдану в серьезной беседе после разговора с директором.

Он согласился, что поступил плохо, что симпатию надо выражать иначе, но тогда Богдан не смог его убедить подойти извиниться перед Катюшей и подарить ей новые красивые тетрадки взамен тех, что были порваны.

Он знал и понимал, что поступил, как засранец, но так и не пошел извиняться к однокласснице.

Лучше пусть считает дураком, чем узнает, что он хотел ее внимания и похвалы, как он круто прыгает со второго этажа в сугроб.

Может, он поэтому теперь не хочет жениться до тридцати?

Господи, а у меня на подходе еще один пацан, и судя по его толчкам и кувыркам, он тоже не тихоня.

Кстати, Богдан не в сугробы при мне прыгал.

Он яростно бегал по лужам перед воротами нашего дома, а я стояла в стороне с ведерком и лопаткой и ждала, как этот соседский мальчишка успокоится и даст мне пройти к одуванчикам на другой стороне нашей улицы.

Ждала и смотрела, а потом... Потом, когда Богдан развернулся ко мне и опять прыгнул, поднимая веер грязных брызг, я смущенно улыбнулась.

Вот оно.

Если бы я тогда фыркнула и скривила личико в гримасу отвращения, то не было бы нашей дружбы. Но я улыбнулась тогда, а после ко всему прочему согласилась вместе с ним побегать по лужам.

Но он такой смешной был. И веселый. И грязный, как поросенок, а еще мне понравилась его желтая вязаная шапочка, которую он потом надел на мою голову.

А вот если бы я тогда выразила ему девичье высокомерие, то он бы отобрал у меня ведерко и лопатку, а после бы окатил меня грязной водой.

И назвал бы дурой.

Я бы его возненавидела, и моя жизнь была бы другой.

Но какой?

Этого мне уже не узнать.

— Что у вас тут? — в гостиную заглядывает Аркадий. — Вы пипец жуткие сейчас, —заходит. — Вы уже несколько минут друг на друга смотрите и ничего не говорите.

— Да мы тут с папой в гляделки играем, — тихо отзываюсь я.

— И кто выигрывает? — Аркаша подходит к нам.

Смотрит сначала на меня, потом на Богдана, а затем вновь на меня. В полном недоумении.

— Мама, — заявляет Богдан с низкой хрипотцой, продолжая вглядываться в мои глаза. — Мама выигрывает.

У меня от его ответа мурашки по плечам пробегают и сердце почему-то, подпрыгивает.

— Капец, вы странные, — Аркаша обходит нас, — я за чипсами спустился.

— Мы отложим встречу, — Богдан размашисто шагает прочь. — На утро. Тебе надо отдохнуть.

— Какую, — Аркадия оглядывается, но Богдан выходит без ответа.

Наверное, не услышал.

— Какую встречу? — Аркаша переводит недоуменный взгляд на меня. — Я ничего не понял.

— Я просила папу отвезти меня к одной из наших старых знакомых сегодня, —неуклюже сажусь обратно на диван. — Он сначала согласился, а теперь передумал, — вздыхаю, — но отдохнуть я не откажусь, — перевожу взгляд на Аркашу, —отсыпь мне тоже чуть-чуть чипсов, м?

— Тебе нельзя.

— Можно, если чуть-чуть. Не вредничай, — вытягиваю ноги и откидываюсь назад, — кстати, Аркаш, помнишь Катюшу, — кошусь на него с небольшой хитринкой, —которой ты тетрадки порвал?

— Нет, — фыркает и исчезает за дверью. Злой и смущенный. — Не помню я никакую Катюшу.

Глава 31. Выросли

— Мам, ты еще не спишь? — в библиотеку заглядывает Аркадий.

А я под тусклым светом от напольного бра разложила на низком столике альбомы с ‘нашими семейными фотографиями.

— Нет, не сплю, — касаюсь фотографии, на которой Богдан с маленькими Светкой и Аркашей развалились на зеленой лужайке в саду и смотрят на облака.

— Папа так и не выходит из кабинета.

— пусть сидит, — пожимаю плечами и перевожу взгляд на обеспокоенного сына. —ты к нему заглядывал?

— Заглядывал.

— И?

— Когда я заглянул, он сидел в кресле с закрытыми глазами, — Аркаша подходит ко мне. —

Может, спал... — останавливается. — Вы поссорились?

Я переворачиваю страницу фотоальбома. Вот снимок, где он держит новорожденного Аркашу и смотрит на него с улыбкой, а к нему жмется насупленная Светка.

Я помню, как она сказала перед тем, как я их щелкнула, что хотела не братика, а сестричку и предложила обратно сдать Аркашу в роддом.

— Маме выдали не то заказ.

Богдан тут молодой и влюбленный. В меня, детей, в жизнь. Я очень давно не видела в нем вот такого восторженного и теплого взгляда.

— Да, поссорились, — киваю я.