Пусть стоит и любуется, но у него, похоже, другие планы.
Он подходит к диванчику, и я открываю глаза:
— Я же сказала, — недобро щурюсь, — я останусь здесь или ты силой решил меня выгнать?
Богдан в ответ приподнимает бровь, медленно стягивая с плеч пиджак, которым он затем накрывает меня.
Я замираю.
Пиджак — теплый и пахнет еловой смолой с нотками кожи и полыни.
— Спи, — тихо отвечает Богдан, всматриваясь в мои глаза, — я тебе разве запрещаю.
У меня от его низкого голоса бегут мурашки по рукам и ногам, и сердце в груди пробивает три быстрых удара.
Не шевелюсь, когда он убирает с моего лба локон волос легким и быстрым движением. Кожи не касается, но я все равно чувствую тепло его пальцев.
Затем, будто смутившись моего взгляда, он резко на пятках отворачивается от меня и размашисто шагает к столу с прямой спиной, будто проглотил саблю.
Опускается в кресло, отодвигается немного назад и закидывает ноги на столешницу.
Подтягиваю его пиджак к подбородку, медленно и глубоко втягиваю горьковатый парфюм и закрываю глаза.
Раз я сказала, что вздремну, то я так и сделаю, а Богдан пусть сторожит мой сон. К тому же нам пора с ним побыть друг с другом в тишине и пообщаться на уровне более тонких материй.
Если я сейчас засну, то я все еще чувствую безопасно с Богданом. Значит, для сердца он все еще родной и любимый, а не чужой предатель.
Дремота обнимает меня мягкими объятиями и утягивает меня в теплые размытые грезы. На кожаном диванчике под задумчивым взглядом Богдана я засыпаю, и тревога о детях окончательно отступает.
Они справятся. Аркаша и Света у нас — хорошие и добрые, пусть иногда они и хотят потрепать нам нервы капризами и истериками.
Не знаю, к чему мы в итоге придем. К разводу или нет, но я точно могу сказать: наши дети не отвернулись от Богдана и не позволили исчезнуть детской привязанности и любви.
Они не отказались от прошлого, в котором Богдан был любящим, заботливым и терпеливым отцом, и приняли то, что он — живой человек со своими темными тайнами.
Я бы не хотела, чтобы мои дети жили с ненавистью к отцу за его обман. Она бы их разрушила.
Сквозь сон чувствую пинок в животе. Наш третий малыш будто подбадривает меня и соглашается с моими мыслями, что его папа хоть и козел, но любимый.
Да, любимый, и мне нет смысла переубеждать себя в обратном. Я не отказываюсь от этой правды.
Я люблю Богдана и буду любить даже после развода, и только любовь не позволила мне утонуть в гневе, ярости и обиде. Именно она заставила поверить в то, что в Богдане есть еще лучик света и что ему надоело жить во лжи.
Только любовь помогла мне увидеть в Доминике одинокую девочку, которая тогда при нашей встрече под оскорблениями прятала крик о помощи и о тоске.
Сквозь сон я сладко причмокиваю и с мычанием еложу головой по мягкому подлокотнику. Я
выныриваю из теплой и уютной дремоты и возвращаюсь в реальность.
Приоткрываю глаза. Богдан смотрит на меня и не моргает, будто вошел в какой-то наркотический транс, и меня это даже немного пугает.
— Сколько времени прошло? — хрипло спрашиваю я в попытке оживить Богдана, который сейчас похож на мрачную восковую фигуру. — Долго спала?
Богдан молчит около минуты, прикрывает веки и шепчет, ослабляя галстук на шее:
— Если бы не ты, все было бы иначе.... — сводит брови вместе до глубокого излома на переносице. — Я был бы другим человеком...
— Каким? — едва слышно спрашиваю я.
— Плохим человеком, — шумно выдыхает он. — И очень жестоким.
Он хочет сказать еще что-то, но в кабинет вваливается громкий Аркадий:
— Бросили нас и сбежали? Или это было стратегическое отступление?
— И кажется, — за ним показывается тихая и хмурая Света, — нас не ждали, Аркаш. мы помешали.
Глава 59. Мне больно
— Тогда пошли выпьем кофе, раз мы помешали, — Аркаша разворачивается и хочет торопливо ретироваться, но я не даю это сделать.
— Стоять, — зеваю и прикрываю рот ладонью. — Рассказывайте.
— Да было бы что рассказывать, — Аркаша разводит руки в стороны. — Света и Доминика сначала посрались, а потом обе разрыдались.
— Заткнись, — шипит Света.
— Потом Доминика раз десять назвала папу козлом, — Аркаша чешет висок, — раз пять повторила, что ненавидит его и что он будет гореть в аду, потом опять сцепилась со Светой и опять были слезы.
Света скрещивает руки на груди и смотрит перед собой заплаканным глазами.
Богдан сжимает переносицу:
— И что в итоге?
— Потом и мне прилетело, — Аркадий пожимает плечами, — и опять свелось к тому, что ты козел и урод.
— Понятно, — сдержанно отвечает Богдан, — и да, справедливо.
— Потом опять слезы, когда Света написала ей на бумажке свой номер телефона...
— Ты дала ей свой номер телефона? — удивленно кошусь на Свету.
— Да, — на меня не смотрит и хмурится.
— Зачем? — интересуется Богдан.
— Не знаю! — рявкает на не Света. — Что ты пристал?! Настрогал мне сестру, а теперь спрашиваешь, зачем ей мой номер телефона?! Чтобы звонила мне! Жалко мне ее стало! Дура такая! — брызжут слезы из глаз. Прижимает ладони к лицу, — и еще...
— Да, она ее на свадьбу пригласила, — вздыхает Аркаша.
— Что? — Богдан медленно и недоуменно моргает.