Предателей казнят без приговора

– Она, точно… – уверенно произносит злой голос. – Да ты смотри, у нее и паспорт прибалтийский со львом… Ксиву и то не изготовили. Вон читай, Расма Людвиговна… Фамилию хер выговоришь… Пятерых из моего отделения положила. Очнулись, госпожа? – Это уже мне. – Здесь, как видите, место для вашего биатлона не очень удобное…

Что он сказал… Биатлон – это такая игра вроде лапты, нет – это когда на лыжах и с ружьем… При чем здесь биатлон? Кажется, я застонала, а из глаз покатились предательские горькие слезы. Мне больно и страшно…

– Смотри, плачет, тварь, – усмехается злой. Я успеваю его рассмотреть – это мальчишка лет двадцати, годящийся мне в сыновья. У него приятное и совсем не злое лицо.

– Слышьте, вы… – подает голос второй. – Что вы здесь делали?

– Пусть расскажет, куда наших выцеливала… Смешно, наверное, было, да… А сейчас не смешно?

– Что вы здесь делали? – гнет свое второй. У него лицо менее приятное, точно выложенное из битого кирпича.

Я пытаюсь что-то произнести, но сбиваюсь на хрип и кашель. Мне страшно и больно…

– Собака твоя? – спрашивает первый, я, наконец, вспоминаю про пса, пытаюсь поднять голову и ищу глазами бровастого бедолагу.

Боже мой, спасенный мною пес как ни в чем не бывало лежит в ногах у третьего, самого старшего, такого же седого, как Валерка. Старший чешет пса за ухом, и тот виляет коротким, пушистым хвостом. Он, наверное, в силу своей юности думает, что это игра такая. Ребята-то вон какие хорошие, добрые, красивые… И тетя, что забрала его у прежнего хозяина, добрая и хорошая. Разве они могут друг друга обидеть?! Нет, это в собачьей голове никак не укладывалось.

– Твоя собака? Отвечай, бля?

А вдруг они убьют собаку, если узнают, что она моя? Моя, значит, вражеская… Поэтому и убьют. Я изо всех сил трясу головой…

Вода… Я чувствую запах речной воды, запах камыша. Меня швырнули лицом в песок, я отплевываюсь и с трудом переворачиваюсь на спину… Биатлон, собака, река… Бля-дура… Руки связаны, ноги болят. Трое моих пленителей стоят над обрывом, метрах в десяти от меня, о чем-то негромко беседуют. Пес рядом с ними. Видимо, решается моя судьба…

Собака подбегает ко мне, лижет лицо…

– Расма!

Это голос Инги. Я поворачиваю голову и вижу старшую сестру. Она совсем рядом, и в руках у нее такая привычная для Инги укороченная спортивная винтовка. Она хорошо пристреляна хозяйкой и ни разу ее не подводила.

– Сейчас, Расма, сейчас… – Инга опускается на одно колено, а вторым подпирает локоть. Короткое дуло винтовки смотрит в сторону трех моих пленителей. Те же стоят спиной и ни о чем не подозревают…

И первым упадет лицом в песок злой пацан, годящийся мне в сыновья… А потом остальные – винтовка пристреляна на совесть, а спасая меня, Инга не промахнется.

– Нет, Инга, – шепчу я из последних сил.

Сестра еще несколько секунд сидит в боевой позе, затем устало опускает винтовку и некоторое время молча смотрит на меня.

– Какая же ты дура, – произносит, наконец, она. – Морду вон тебе всю разбили, а ты… Они тебя за одну твою национальность разорвут… Ладно, – машет рукой она, – смотри, любуйся! Эй, мужики! – кричит Инга ребятам.

Они оборачиваются, точно по команде, и тут же молча рассредотачиваются, образуя этакий боевой треугольник. И у каждого в руках по боевому автомату. Инга отскакивает в сторону и вскидывает винтовку…

Каким-то нечеловеческим усилием я рву веревки, сковывающие мои руки, и встаю между сестрой и тремя бойцами…

– Давай улетим?

Кто сказал это?! Один из бойцов? Нет. Тогда кто?

2

И встречает меня холодная мокрая лавина…

Я открываю глаза и вижу кирпичноликого, держащего в руках пустое, ржавое ведро.

– Пришла в себя! – констатирует злой голос сбоку. – Сейчас Палыч приедет, Палычу все выложишь!

Я боюсь закрывать глаза – они снова будут тыкать мне под ребра, по почкам и обливать ледяной водой… Так и лежу, уставясь в потолок, в ожидании Палыча, которому я должна буду выложить все. Собака иногда подбегает ко мне и лижет лицо, а потом возвращается к своим новым приятелям… Отчетливо слышу, как один из парней щелкает клавишей магнитофона и пространство вновь наполняется Валеркиной музыкой и пением…

– В чем дело, орлы? Кого поймали?

Новый голос. Знакомый такой, уверенный. Но самого говорившего я не вижу – он где-то впереди, видимо, в прихожей. Видимо, это тот самый страшный Палыч… И музыки уже нет.

– Мишка говорит – снайперша прибалтийская! – Это второй, с кирпичным лицом.

– Башку даю. – Это злой Мишка.

– Мне ее рожа тоже знакома… Наверняка в фээсбэшной ориентировке видели, – поддакивает кирпичноликий.

Я – снайперша! Как бы от хохота не помереть. В ориентировке рожу мою видели… Впрочем, у этих ребят от хохота не умрешь.

– Вот документы, с Прибалтики, сами видите…

– Ну-ка давай!

Далее молчание… Затем уверенный голос хмыкает и становится еще более знакомым.

– Вы ее сильно… оприходовали? – строго спрашивает он.

– Как она наших… – огрызается Мишка.

– Ну-ка пошли…