— А зачем по вашему, мы ждали столько времени? — поинтересовался у нее мужчина. — Пусть это будет насмешкой, если хотите, что сегодня, в день, когда цитадель вот-вот должна пасть, когда ее спасение так близко, после стольких дней мрачных ожиданий и отчаянных надежд, она, получит заслуженное правосудии и будет на виду у врагов сидеть на колу, как демонстрация нашего к ним пренебрежения!
Связанную Публию колотила дрожь. Леди Клодия испуганно отпрянула, и бросила на меня дикий взгляд.
— Могу помочь с ней, — предложил я, прикидывая, что в случае его согласия, я вполне обоснованно окажусь достаточно близко к нему, и смогу действовать наверняка.
— Сам справлюсь, — буркнул палач, и вдруг подозрительно осмотрелся. — А где остальные?
— Какие остальные? — перепросил я.
— Ну, обычно приходит команда, три стражника и надзиратель, — пояснил он.
— Да где-то здесь, наверное, — пожал я плечами.
— Как же здесь, — проворчал палач, — наверняка оба на стене, в первых рядах. Ждут атаки.
— Возможно, — не стал переубеждать его я.
Это, конечно, с его точки зрения, казалось наиболее вероятным объяснением, учитывая его информацию.
— Это было мудро с их стороны, — заметил мужчина, — перевести второго заключенного в другую камеру, чтобы этим утром можно было послать сюда только одного человека.
— Пожалуй, это имело смысл, — согласился я.
— Впрочем, он все равно был слишком слаб, чтобы сделать хоть что-то, — отмахнулся он.
— Возможно, — улыбнулся я про себя.
— Подозреваю, что к настоящему времени с ним справился бы даже ребенок, — предположил палач.
— Возможно, — кивнул я.
— Эх, мы сейчас все слабы, — раздраженно проворчал он.
— Вы уверены, что моя помощь не потребуется? — спросил я.
— Нет, — отмахнулся палач. — Вес этой презренной предательницы для меня — ничто.
Мужчина отвернулся, наклонился и, приподняв дрожащую Публию, приготовился закинуть ее на плечо. Внезапно он замер. Очевидно, он наконец-то обнаружил тела, скрытые под соломой. Больше тянуть было нельзя. Я метнулся к нему. Но в то же мгновение, мир вокруг нас внезапно взорвался. Меня подбросило в воздух, и я, рухнув на пол, прикрыл голову руками. В тот же момент, казалось, что камера заполнилась обломками камней и кирпичей и ужасающим грохотом. Перекрывая все другие звуки отчаянно завизжала Клодия. Вдруг стало невозможно ни дышать, ни видеть. В воздухе повисла белесая пыль, сверкающая в лучах затопившего камеру солнечного света. Все находившиеся в камере закашлялись. Протерев глаза, слезящиеся от пыли и внезапно ворвавшегося яркого света, я увидел, что половина стены исчезла. Палач, как и я сбитый с ног, медленно, словно нерешительно поднимался. Пол в том месте, где он находился, был вздыблен и испещрен трещинами. Мне показалось, что мужчина был серьезно контужен. Он повернулся ко мне, и принялся тыкать в полуразрушенную стену пальцем, словно желая проинформировать меня о своем открытии, даже на первый взгляд крайне подозрительном. Он так и не успел ничего толком понять, встретившись с камнем, обломком стены, зажатым в моей руке. Мужчина на мгновение замер, и осел на колени. Леди Клодия прижав руки к голове, сидела на полу и дрожала от страха. Публия так и осталась лежать на потрескавшемся полу среди обломков кирпичей. Не исключено, что она пребывала в состоянии шока. Кругом все было покрыто пылью.
Я вскарабкался по развалинам стены к огромной прорехе, пробитой камнем. Передо мной, под ярким утренним солнцем, и ясным синим небом раскинулась потрясающая панорама. Яркие блестящие наконечники копий, квадраты щитов, развевающиеся плюмажи, штандарты наемных компаний и полков, раскиданные тут и там осадные машины, тарларионы, тарнсмэны в небе, сомкнутые ряды пехотинцев, огибающие кое-где сохранившиеся здания. Все это расположилось на трехстах ярдах площади, созданной из разрушенных и разровненных руин оставшихся от сожженных и снесенных зданий. Подвалы засыпали обломками, а то, что осталось невостребованным, было вывезено за пределы этой искусственно созданной равнины. Передо мной разворачивалась к атаке вся мощь собранной на севере армии Коса!
Я нетерпеливо бросился к Леди Клодии, и схватив ее за руку подтащил к пролому в стене, чтобы она могла вместе со мной насладиться великолепием войны.
— Ты видишь это? — восторженно крикнул я, — Ты видишь каково то, что мужчины любят больше всего это?
— Это пугает меня! — задохнулась она.
— Смотри на них! — крикнул я, — солдаты, слава и сила!
— Мне страшно! — заплакала женщина.
Ворвавшийся снаружи ветер, прижал вуаль к ее губам, очертив их соблазнительную форму.
— Как же это великолепно! — закричал я в упоении.
— Это не для меня, я принадлежу ошейнику и цепям! — внезапно выкрикнула Клодия.
— Да, — согласился я, сжимая ее руку, — так и есть!
Если бы я не держал ее за руку, то боюсь, она скорее всего упала бы в обморок прямо на обломки стены.
И тут округа взорвалась ревом труб.
— Мужчины двинулись! — указала она.
— Это — штурм, — объяснил я.
— Они молчат! — заметила Клодия.
Во время всех прежних штурмов сигналы труб всегда сопровождались криками солдат.