Предатели Гора

Я встал и жестом показал Клодии, что она может отпустить поводок. Признаться, вначале мне показалось, что она не сможет разжать пальцы, но у нее получилось. Как только натяжение на поводке исчезло, Публия, как я и ожидал, тут же опустила голову до пола, и наощупь найдя мои ноги, принялась дико и жалобно прижиматься к ним своими разделенными губами, в попытке изобразить поцелуй. Я не замедлил воспользоваться удачно сложившейся ситуацией и, прокинув поводок между ее ног, скрестил и связал ей щиколотки. Таким образом, теперь она оказалась закреплена в совершенно беспомощном положении. Я встал и окинул ее взглядом. Да, кроме того, это еще и положение почтения.

— Выгляни, не идет ли кто, — приказал я испуганной Леди Клодии, и та метнулась к двери камеры, и через мгновение, возвратившись, отрицательно помотала головой.

— Странно, пора бы ему уже, — проворчал я.

Леди Клодия поглядела вниз на нашу беспомощную надзирательницу.

— Кол, насколько я помню, — сказал я, присев рядом с пленницей, решив напомнить ей слова, сказанные ранее Клодии, — это твердый металлический полированный шест, очень длинный, почти в хорт диаметром. Он заострен с одного конца и устанавливается вертикально.

Публия и панике задергалась и протестующе замычала, а Леди Клодия пораженно уставилась на меня поверх вуали. В ее собственных глазах стояли слезы.

В этот момент мощный удар потряс здание. Камень врезался в стену футах в сорока-пятидесяти слева от нас, и возможно даже повредил соседнюю камеру. Облако пыли заполнило коридор и начало вплывать в нашу камеру. Мне пришлось приложить руку к лицу. На какой-то момент я даже позавидовал женщинам, вуаль и капюшон которых защищали их от пыли.

А через мгновение из коридора донесся натужный кашель и в камеру вошел рослый мужчина в черной маске, которая, за исключением узкой прямоугольной щели для глаз, полностью скрывала его голову. И маска, и туника мужчины были покрыты пылью. Войдя, он первым делом принялся стряхивать пыль со своей одежды и тела.

— Стена слабеет, — сообщил он мне. — Через несколько енов косианцы могут снова пойти на приступ. Они уже строятся в штурмовые колонны. Боюсь, что мы больше не сможем сдержать их.

Я понимающе кивнул.

— Если не ошибаюсь, Вы — Леди Публия, надзирательница? — уточнил он, обратившись к Леди Клодии.

— Да, это я, — бесстрашно заявила она.

— Признаться, я не очень одобряю надзирателей женщин, — пробурчал палач. — Это — работа для мужчин.

Клодия надменно вскинула голову.

— Возможно, Вы уже сожалеете что приняли подобное предложение, — предположил мужчина.

— Возможно, — буркнула Леди Клодия.

У наших ног, отчаянно пытаясь поднять голову, завозилась и что-то тихо промычала Леди Публия. Никто не обратил на нее никакого внимания, ведь она была заключенной. Однако я предположил, что возможно, теперь, в свете последних событий, она уже очень сожалеет, что когда-то согласилась занять должность надзирательницы.

— У Вас, кстати, хорошенькие ножки, — заметил мужчина, обращаясь к Клодии.

Нисколько не сомневался, что комплемент женщине пришелся по душе, но в данный момент она была не в том образе, чтобы показать это, и Клодия просто промолчала.

— Из какой Вы касты? — полюбопытствовал палач.

— Из касты Торговцев, — ответила она.

— Почему же Вы тогда не в бело-золотой одежде? — спросил мужчина.

Белый и золотой, или белый и желтый — это цвета касты Торговцев.

Клодия снова не стала отвечать на его провокационный вопрос.

— Вы даже не в одеждах сокрытия, — заметил он.

— Они не слишком подходят к этому месту, — сказала женщина.

— Вы не носите их, потому что это не подходят для тюрьмы, — усмехнулся он, — но тогда почему Вы здесь, раз уж здесь не уместно носить такие вещи?

— Есть много мест, где они не были бы уместны, — буркнула она.

— Это точно, — согласился палач, — например, на косианском невольничьем рынке.

— Я имела в виду другие места, — ответила Клодия.

— И это верно, — сказал он, — например, нося камни рабочим на стены, ухаживая за ранеными и тому подобные места. Так что интересно получается, что Вы захотели быть именно здесь.

— Кому-то же надо было работать здесь, — проворчала женщина.

— Возможно, дело в том, что Вы могли в чем-то почувствовать себя здесь мужчиной, — предположил палач.

— Возможно, — как будто сердито дернула плечами Клодия.

Зато Публия, связанная у наших ног, опять что-то неясно промычала. И мне даже послышалось в ее мычании нечто вроде осознания, признания, тревоги, сожаления, страдания и боли. Похоже, по некоторым причинам вопрос мужчины оказался глубоко значимым для нее. Не исключено, что у нее имелись некие тайные внутренние претензии на мужественность, или на желание быть подобием мужчины, или что-то вроде этого, впрочем, мне казалось маловероятным, что она все еще сохраняла их. Думаю, что теперь до нее дошло, что она была чем-то очень отличающимся и, по моему мнению, чем-то замечательным, подлинным и соблазнительным — женщиной. Во всяком случае, сейчас она точно знала, что у наших ног она была беспомощной связанной женщиной.