— Судя по виду этого, с позволения сказать, одеяния, женщина, — усмехнулся он, — я сомневаюсь, что под ним на вас есть нижнее платье.
— А это уже мое дело, — надменно ответила ему Клодия.
— Боюсь еще до наступления сумерек Вы, скорее всего, будете в ошейнике, облизывать ноги какого-нибудь косианца, а может и не одного, — хмуро заметил мужчина.
— Возможно, — сердито буркнула она.
— А что до тебя, моя маленькая вуло, — весьма любезно сказал палач, приседая подле Публии. — То готов держать пари, что Ты, тоже хотела бы иметь возможность согнуть спину перед косианцами, вот только вряд ли у тебя это получится.
Леди Публия снова принялась дико извиваться и дергаться, издавая жалобные стоны.
— Подозреваю, что Вы обильно накормили ее, — заметил товарищ, посмотрев на Леди Клодию, которую он принимал за надзирательницу Публию.
— Энергии ей хватит надолго, — заверила палача Клодия.
Тем временем, Публия отчаянно боролась с кожей широкого толстого ошейника и прочного ремня, пытаясь поднять голову. Правда результат получился жалкий, она осталась точно в той же позе, в которой была.
— А зачем ей заткнули рот? — поинтересовался палач.
— Это затем, чтобы она не смогла раскрыть свою личность, — сказал я чистую правду.
Публия настолько опешила, что даже прекратила дергаться.
— Это приказ Амилиана, — поспешил пояснить я. — Он не был уверен, что подобных ей шпионов, в городе больше не осталось. Соответственно, если она не единственный такой агент, то косианцы не смогут узнать, кто из них сидит на колу. Капюшон, конечно, нужен для того же. В какой-то степени, хотя как мне кажется теперь уже немного поздно, это могло бы ослабить работу их разведывательной агентуры в городе. Кроме того другие агенты, если таковые остались среди нас, могут испугаться, не зная, кто именно из их числа был захвачен, скольких она успела выдать, и кто из них мог бы быть следующим.
— Да, — протянул палач. — Наш командующий — человек умный.
— А то, — согласился с ним я, тем более, честно говоря, я действительно испытывал уважение к Амилиану, как к командиру.
Леди Публия снова задергалась. Ткань накинутая на голову промокла от ее слез.
— Не волнуйся Ты так, маленькая вуло, — успокоил ее палач, потрепав ее по голове рукой, — уже скоро Ты будешь на вертеле поджариваться на солнышке.
Она замычала и замотала головой.
— Замечательно, кажется, что у меня не возникнет больших трудностей с тем, чтобы заставить ее извиваться на колу, — довольно проговорил мужчина.
Дикие, но тихие и жалобные стоны и мычание доносились из-под импровизированного капюшона Леди Публия.
— Знаете, иногда они хорошо дергаются и извиваются, — поведал нам палач, — возможно, кто-то просто от страха, кто-то потому что думает, что сможет слезть кола, некоторые полагают, что смогут побыстрее закончить с этим. Есть и такие, кто пытаются держаться спокойно, насколько это конечно возможно. К таким приходится применять плеть, но иногда и без этого обходится. Если мы позволяем им не торопиться, по кол входит всего по хорту за ан. Впрочем, исход, конечно, в любом случае один.
От таких откровений Публия забилась в истерике. Мычала она теперь, уже не переставая. Откуда только силы взялись.
— Хм, обычно они так не волнуются, — заметил палач. — К этому времени, они уже цепенеют от страха, и не пытаются сопротивляться. Многие даже не могут идти.
Я припомнил, что Леди Клодия немного раньше была именно в таком состоянии.
— Ну все, пора идти, вуло, — объявил мужчина, вставая на ноги.
Публия, замершая было у его ног, снова дико замотала головой, лихорадочно задергалась и жалобно замычала. Должно быть, она уже стерла кожу себе на задней части шеи.
— Кажется, она все время умоляет о милосердии, — предположил палач.
— Возможно, — пожал я плечами.
Девушка жалобно прохныкала.
— Презренная шпионка, — проворчал он, и сердито пнул, заваливая ее на бок.
Леди Клодия, круглыми от страха глазами смотрела, то на лежащую на боку беспомощную пленницу, то на ее палача. Возможно, прежде она никогда не видела, чтобы с женщиной обращались с подобной суровостью, или, по крайней мере, со свободной женщиной.
Мужчина меж тем наклонился и освободил ноги Публии и намотал поводок на кулак, почти до самого кольца. Потом он, двумя руками, одной за плечо, а другой за поводок, поставил ее на колени.
Публия опять принялась стонать и жалобно хныкать. Думаю, что теперь она куда лучше, чем прежде понимала то незавидное положение, в котором оказалась. Я даже подумал, что она сейчас упадет в обморок или ослабнет до такой степени, что не сможет самостоятельно идти. Признаться, я даже не был уверен, что она смогла бы встать на ноги без посторонней помощи.
— Вот теперь и подумай, стоило ли того косианское золото, — с горечью заметил палач.
Пленница задрожала.
— Пойдем уже покажем твоим друзьям с Коса, как прекрасно Ты будешь смотреться на колу, — сердито процедил он.
Публия замотала головой, но теперь она делала это уже в каком-то оцепенении.